время все-таки оказались неолибералы.
После завтрака, который по всеобщему признанию оказался даже слишком плотным, довольные и веселые участники экспедиции разошлись по своим машинам. Гул моторов разнесся над степью, и колонна начала движение. Анна с Эдвардом и Сара Александром, вновь парами заняв два квадроцикла, с детским восторгом соревновались друг с другом. Огромные колеса машин вгрызались в грунт и отбрасывали его на несколько метров назад. Высокая трава хлестала по рукам, но увлеченные гонкой молодые люди этого не замечали. В какой-то момент они заехали в очень густые заросли, которые скрыли их с головой, и, совсем разыгравшись, принялись играть в прятки (одна пара пыталась перехватить второй квадроцикл, наматывающий круги где-то совсем рядом, за толстыми и высокими колосьями).
За этими резвыми стальными конями, выпущенными порезвиться в поле, спокойно ехал пикап Данилы и Вики, из окон которого доносилась медленная душевная музыка. Замыкал процессию внедорожник Анджея, который, высунув одну руку из открытого окна, стучал ладонью по двери, отбивая простой бит олдскульного рэпа.
Через несколько часов пути степь незаметно для путешественников превратилась в лесостепь. А когда машины вдруг оказались на грунтовой дороге, начинавшейся, можно сказать, непонятно откуда, вокруг них уже высились толстые и угрюмые сосны, искривлённые сильным ветром, который часто дул со стороны степей.
Несмотря на осеннюю распутицу, грунтовая дорога становилась все лучше, и в какой-то момент квадроциклы и пикапы неожиданно начали ехать по ровно уложенным и плотно прилегающим друг к другу бетонным плитам. На обочине дороги появились не только дорожные знаки, но и билборды на английском, шведском, испанском, вьетнамском, тайском и русском, рекламировавшие различные товары и услуги и поражавшие указанными рядом ценами.
Скоро показался и сам город. Высокие деревянные высотки стояли почти вплотную друг к другу, за большими и очень плотными панорамными окнами первых двух этажей почти каждого здания сидели офисные работники, продавалась одежда, мебель и привезенные сегодня рано утром свежие овощи и фрукты. Где-то, несмотря на будний день, занимались йогой группы из десятков смуглых подтянутых девушек, бегали на беговых дорожках, приседали и жали большие веса мускулистые спортсмены.
Кроме Анджея в этом городе никому из членов команды еще не доводилось бывать. Нью-Мальмё поражал своей аккуратной планировкой, необычной деревянной архитектурой и насыщенной общественной жизнью.
Казалось, что этот северный город с населением менее двух миллионов в чем-то живет более активно, чем Якутск, население которого с пригородами, представлявшими невероятно плотные и запутанные бетонные лабиринты, уже пересекло отметку в десять миллионов. Но, как справедливо потом заметил Анджей за обедом, все-таки большая часть жителей этого странного города, созданного по шведским лекалам и неожиданно разросшегося, разбогатевшего, не могла наслаждаться всеми возможностями, которые он предоставлял. Их жизнь здесь часто сводилось к бесконечной и однообразной тяжелой работе, пусть и за большие деньги, которые можно было отправлять родственникам в южные города.
Путешественникам нужно было найти подходящее место для обеда. Анджей сам вызвался разобраться с ремонтом поврежденного пикапа и сказал, чтобы остальные его не ждали. Встретиться они договорились уже вечером, на городской площади.
Компания зашла в ближайшее крупное кафе, где был свободен большой стол для шестерых. После нескольких тарелок сочных фрикаделек и жареной картошки с брусничным соусом, популярных в городе со времен его основания, молодых людей стало клонить в сон. Сара положила голову на плечо Александра и, сладко зевнув, почти сразу заснула под оживленные споры окружающих, вызванных документальным фильмом о живущих изолированно в глухой тайге группе ультрафаталистов, который фоном шел по телевизору над столиком напротив.
– Ты хочешь сказать, что веришь в это, Александр? Ты серьезно думаешь, что наша жизнь предопределена? – с искренним удивлением, заметным по широко раскрытым глазам, допытывался Эдвард до русского ученого, который уже пожалел, что невзначай высказал свое восхищение фильмом.
– Еще раз тебе говорю, я точно не знаю. Но это вполне реально. Если бы у нас была техническая возможность рассчитать движение всех атомов и частиц с момента Большого Взрыва, вполне возможно, мы смогли бы сейчас спрогнозировать, что, например, Сара, проснувшись, закажет еще один пончик, – с улыбкой сказал Александр, пытаясь перевести тему.
– Для этого компьютер не нужен, – хихикнула Анна, которой нравилось подтрунивать над своими друзьями (а за несколько дней путешествия она успела сдружиться с американкой).
Все тихо посмеялись, чтобы не разбудить Сару, которая немного ворочалась из-за предыдущих громких реплик.
– А как же тогда свобода воли? Человек ведь сам творит свою судьбу, так? – все-таки решил довести начавшийся разговор до конца канадец.
– Конечно, я с тобой согласен, Эдвард, – спокойно сказал Александр.
– Тогда ты сам себе противоречишь. Разве нет?
– Я, Эдвард, как и ты, ученый. Просто мне не кажется, что нужно во всех жизненных вопросах стремиться применять физические формулы. Мне фильм именно этим и понравился. Циникам, вопреки распространённому мнению, жить тяжелее. Я не хочу досконально знать свою судьбу, даже если бы такая возможность была. Если я в это не ввязываюсь, то, выходит, я действительно, творю свою судьбу.
– Ладно, я понял, о чем ты. Извини, что я так горячусь, когда спорю, – резко успокоившись произнес канадец. – Просто у меня вызывают резкое отторжение те идеи, которые пропагандируют ультрафаталисты, жизнь которых вызывает такой неподдельный интерес у съёмочной группы.
– Мне тоже это не понятно. Просто я нахожу удивительным, как определенная мысль, вдруг, после столетий своего существования, попадает в богатое воображение какого-то деятельного человека, и превращается в идеологию.
– Да, это действительно странно. Мне вообще кажется, что, несмотря на заметное изменение принципов нашего образования, до сих пор при изучении мировой истории мы зацикливаемся на противостоянии идей и мировоззрений, бескомпромиссно монополизирующих сознание тысяч и миллионов людей. При этом, быт и эволюция технологических укладов, на мой взгляд, достойны большего внимания, поскольку именно они на самом деле и двигали мировую историю, вызывая у людей потребность каким-то образом брендировать наступающую новую эпоху.
– Идеологии действительно, как правило, бескомпромиссны и требуют полного подчинения в любых мелочах, решил развивать мысль Александр, уже сам проявляя интерес к развернутому обсуждению. – Мне кажется, пресловутое коллективное сознание у человечества появилось не с созданием Интернета, а с появлением членораздельной речи. Навязчивые мировоззрения, предлагающие упрощенную, зато якобы полную и универсальную картину мира и его законов, существуют в коллективном сознании сами по себе. Они старательно передаются из поколения в поколение в неизменной форме и потому могут существовать и по нескольку веков. Но идеологии, как правило, направлены на развитие социальных групп или нас как биологического вида, а не как отдельных личностей. Поэтому я могу сказать, что я полностью на стороне тех
