Ясно, что Дженис на роль убийцы не годилась. По крайней мере для такого убийства. Но Дрю Портер был как раз человек подходящего типа. Он мог разработать идеальное преступление с участием синклеровского генератора – просто в качестве интеллектуального упражнения. Он мог направлять Дженис по ходу дела; или даже сам был на месте и ушел через лифт до того, как она его выключила. Как раз это он и забыл ей сказать: не надо было выключать лифт.
Или же: он обрисовал ей это идеальное преступление как простую головоломку, даже не предполагая, насколько глубоко она в нем увязнет.
Или же: один из них убил дядю Дженис под влиянием какого-то порыва. Неизвестно, что Синклер мог сказать такого, чего один из них не снес. Но машина стояла прямо в гостиной, и Дрю обнял Дженис своей ручищей и сказал: “Погоди, пока ничего не делай, давай как следует обдумаем…”
Взять любое из этих предположений за истинную версию – и для прокурора доказать ее будет адски трудно. Сможет ли прокурор продемонстрировать, что убийца, кем бы он ни был, не был в состоянии покинуть место преступления без помощи Дженис Синклер, и, следовательно… А как насчет этой светящейся штуки, этой машины времени, построенной убитым? А не она ли помогла убийце покинуть запертую комнату? Откуда судье знать ее возможности?
А кто их знает?
Бера?
Машина работала. Ступив в лабораторию, я уловил слабое фиолетовое сияние и какое-то мельтешение рядом… и вдруг все отключилось, и около машины внезапно оказался Джексон Бера – улыбающийся, безмолвно ждущий чего-то.
Я не хотел разочаровать его. И спросил:
– Ну что? Это действительно межзвездный двигатель?
– Да!
Внутри меня разлилось тепло.
– Отлично! – произнес я.
– Это низкоинерционное поле, – сказал Бера. – Предметы внутри лишаются большей части своей инерции… но не массы, а только сопротивления движению. Отношение примерно пятьсот к одному. Грань тонка как лезвие. Мы решили, что тут действует квантовая механика.
– Угу. Влияет ли поле на время непосредственно?
– Нет. Оно… в общем, я бы этого не утверждал. Кто, к дьяволу, знает, что такое время в действительности? Поле влияет на химические и ядерные реакции, высвобождение всех видов энергии… но не воздействует на скорость света. Знаешь, непросто было измерить скорость света в триста семьдесят миль в секунду обычными инструментами.
Черт возьми. Я в душе надеялся, что это сверхсветовой двигатель.
– А выяснил ли ты, что создает это голубое свечение?
Бера расхохотался.
– Смотри!
Он приспособил дистанционный выключатель, чтобы управлять машиной на расстоянии. Приведя ее в действие, он зажег спичку и бросил ее в сторону голубого сияния. Пересекая невидимый барьер, спичка на какой-то миг вспыхнула фиолетово-голубым пламенем. Я даже зажмурился. Это смахивало на фотовспышку.
– Ну да, – сообразил я. – Установка греется.
– Вот именно. Голубое свечение – это просто инфракрасное излучение, которое загоняется в видимый диапазон при попадании в нормальное время.
Бера мог бы мне этого и не пояснять. Я раздраженно сменил тему.
– Но ты говорил, что это все-таки межзвездный двигатель.
– Да. У него есть недостатки, – сказал Бера. – Мы не можем просто окружить полем весь звездолет. Экипажу будет казаться, что они снизили скорость света. Ну и что? Транспортный звездолет все равно не развивает околосветовой скорости. Они несколько сократят время в пути, но зато им придется жить в пятьсот раз быстрее.
– А если окружить полем только резервуары с горючим?
Бера кивнул.
– Да, вероятно, так и надо будет сделать. Двигатель и систему жизнеобеспечения оставить снаружи. Тогда можно будет захватить с собой чертову уйму топлива… Ну, это не наша епархия. Звездолеты будет конструировать кто-то другой, – произнес он несколько задумчиво.
– А размышлял ли ты над тем, как эту штуку приспособить для грабежа банков? Или для шпионажа?
– Если шайка в состоянии позволить себе построить такое, им нет нужды грабить банки. – Он задумался. – Я терпеть не могу объявлять столь значительные вещи секретом ООН. Но, думаю, ты прав. Среднее правительство может позволить себе целый гараж таких штуковин.
– И объединить таким образом Джеймса Бонда и Флеша .
Он постучал по пластиковой раме.
– Хочешь попробовать?
– Конечно, – произнес я.
Сердце ухнуло куда-то в пятки и послало сигнал мозгу. Что ты делаешь? Ты всех нас угробишь! Тебе с самого начала не следовало поручать вести дела…
Я шагнул к генератору, подождал, пока Бера выбежал из сферы действия, и потянул выключатель.
Все сделалось темно-красным. Бера превратился в статую.
Ну вот, я тут. Стрелка на стенных часах прекратила движение. Я сделал два шага вперед и постучал костяшками пальцев. Как же, постучишь: словно по вязкому цементу. Невидимая стена была липкой.
Я попробовал на минуту-другую облокотиться на нее. Вышло неплохо, – пока я не попытался отстраниться. Тут я понял, что сделал какую-то глупость. Переходный слой затянул меня. Чтобы вырваться, я потратил еще около минуты, после чего полетел навзничь: я приобрел слишком большую скорость, ориентированную внутрь, и она вошла в поле вместе со мной.
Мне тут повезло. Обопрись я на край поля подольше, я потерял бы равновесие. Я бы все глубже и глубже погружался в переходную зону, не имея возможности окликнуть Беру и приобретая все большую и большую скорость вне поля.
Поднявшись на ноги, я попробовал кое-что более безопасное. Я достал свою ручку и бросил ее. Она падала нормально: тридцать два фута в секунду за секунду по времени внутри поля. Это позволило исключить одну из теорий насчет того, как убийца планировал свой уход.
Я выключил машину.
– Я хотел бы кое-что попробовать, – сказал я Бере. – Можешь ли ты подвесить машину в воздухе, например за трос, прицепленный к раме?
– Что это пришло тебе на ум?
– Я хочу попытаться встать на дно поля.
Бера поглядел с сомнением.
На то, чтобы все подготовить, у нас ушло двадцать минут. Бера не собирался рисковать. Он приподнял генератор футов на пять. Поскольку центром поля вроде бы являлся странный кусок серебра, его низ, таким образом, отстоял от пола всего на фут. Мы задвинули в сферу действия стремянку, я встал на нее и включил генератор.
И шагнул с лестницы.
Движение вниз по краю поля смахивало на шаги по все более и более липкой конфете-ириске. Встав на низ поля, я как раз мог дотянуться до выключателя.
Мои ботинки прилипли накрепко. Я мог вытащить из них ноги, но встать все равно было некуда. Спустя минуту застряли и мои ноги. Я мог бы вытащить одну, но другая увязла бы еще сильнее. Я погрузился еще глубже, и подошвы потеряли всякую чувствительность. Это страшило, хотя я знал, что ничего ужасного со мной не произойдет. Мои ноги не отомрут: у них не хватит на это времени.
