Джон Мини - Фактор жизни

Том еще раз поклонился им, абсолютно спокойный, как будто в мире ничего не произошло.

«Помни», – сказал он себе.

Дервлин играл, его барабанные палочки мелькали в воздухе. А женщина пела, и металлические искорки кружились, образуя вокруг нее сияющее облако.

«Помни, – сказал себе Том. – И не только смерть отца, но и то, что мать не пришла…»

– С тобой все хорошо, парень?

Музыка стихла, и Дервлин склонился над Томом. Невесомые барабанные палочки зажаты в сильных руках.

– Извините, э-э… Дервлин.

– Скорее это я должен извиниться. – Дервлин легонько прикоснулся палочкой к кончику носа Тома. – Мелодия была переделана сообразно моменту.

– Я понимаю, – Том отвел глаза. И подумал: «Он что-то не договаривает».

Дервлин отошел. А Том увидел, что Труда разговаривает со стройной женщиной спортивного вида, одетой в серую рубаху и красные клетчатые штаны. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы узнать ее: та самая женщина-офицер, только без формы. Как напарник называл ее? И вспомнил: Эльва.

Женщины явно говорили о нем, и по губам Эльвы он прочитал фразу: «…ему четырнадцать стандартных лет».

Слишком молод для того, чтобы получить разрешение на жилище.

– Пора забрать тебя, парень, – сказала она, приближаясь.

Гости расходились.

– Такова Судьба, – быстро пробормотал Дервлин. – Мне жаль, Том.

Теперь Тому стало негде жить.

– Не волнуйтесь, – спокойно проговорил Том. – Я ждал этого.

Пятнадцать или шестнадцать мужчин и женщин в потертых рубахах и платках образовали в коридоре небольшую очередь.

– …все, что вам должны, – говорила Труда сутулому человеку во главе очереди.

Это были кредиторы отца.

Занавески сняли, и они комком лежали на каменном полу. Младший и старший Эличи, соседи из комнаты слева, протягивали свои занавески, отделяя свою часть бывшей комнаты семейства Коркориган. Глаза их были влажны от слез. С другой стороны занавеси тянула молодая пара. Они прожили тут всего гектодень, если не меньше, и поэтому не обращали на Тома никакого внимания.

– А вот это не трогайте, – резко крикнула Труда. Согнутая старуха, собравшаяся взять маленькую керамическую коробочку, замерла.

– Она моя! – Труда протянула старухе другую коробочку, украшенную резьбой: три переплетенные змеи-нарлы. – Возьмите это.

«Я помню, как отец делал эту шкатулку», – подумал Том.

Старуха взяла коробочку и протерла ее грязным платком, что-то ворча себе под нос. Потом повернулась и зашаркала прочь.

– Извини, Том! – Труда глубоко вздохнула.

– Я должен идти, – Дервлин похлопал Тома по плечу. – Береги себя, парень.

Скоро перед Томом и Трудой оказался последний кредитор, сутулый, просто одетый мужчина. Принимая кредит-ленты, он остановился, посмотрел на Тома и вернул часть медных мелких кредиток:

– Оставьте мальчику. Потом и он ушел. Том оглянулся.

Там, где раньше была комната, принадлежащая их семье, теперь висели занавески странных расцветок: блекло-желтого и непривычного зеленого оттенка.

Диск вращался со скрипом. Он был покрыт патиной, но край его, отполированный благодаря трению до блеска, сверкал серебром.

Скрипучие звуки шли и снизу. Ячейки, вставали на свои места и образовывали переход, ведущий на другую страту.

– Не бойся, Том!

Но и у самой Труды дрогнул голос, когда ее клипса-идентификатор зажглась рубиновым светом.

Люк в полу был приблизительно двух метров в диаметре. Сегмент крышки отодвинулся в сторону, и под ним открылась винтовая лестница.

«Не думал, что все произойдет именно так», – подумал Том.

– Возьми у меня это?

Том забрал у Труды маленький, обернутый тканью пакет. Все, что ему теперь принадлежало.

Начав спускаться, Труда на мгновение потеряла равновесие. Том чуть-чуть замешкался, нервно глотая воздух, затем последовал за нею. В мечтах о путешествии на другую страту он всегда представлял себе восхождение, а не спуск.

Стены здесь были в пятнах. Слева стекала струйка грязной воды. Вдали чуть слышно разговаривали люди.

Над головами заскрипело. Ступени лестницы, складываясь, втянулись наверх, в люк, который, вращаясь, закрылся.

Потом все повторилось.

Они спустились уже на две страты.

Небольшое серое существо, напоминающее простейших реснитчатых, поспешило прочь, едва Труда и Том вскарабкались на гребень скалы. Потом они спустились вниз, в сырой коридор, который заканчивался маленькой пещерой.

Подойдя, они увидели в углу двоящееся нечеткое изображение. В воздухе висела большая Ярандианская пиктограмма, на которой светилась надпись скрипт-кодом, принятым для тридцати языков.

ШКОЛА ДЛЯ НЕИМУЩИХ

– Внутри она лучше, чем снаружи, – сказала Труда. И повела Тома внутрь.

– Ты проснулся, мальчик?

– Угу… – Том прищурился. – Да, сэр.

Он находился в рабочем кабинете обермагистра. Вокруг висели полки, доверху нагруженные кристаллами. Том покачивался на кушетке.

– Гм-м-м… – Длинные седые волосы, перевязанные сзади белым шнуром. – Я позволил тебе поспать, так как ты приехал очень поздно. Но это в последний раз.

– Да, сэр.

LLENHZAH NEDLOW.gmO

Это была не триконка, а древняя плоская голографическая надпись. Она парила возле дверного проема, завешенного черной портьерой. Ее трудно было расшифровать, даже если читать наоборот.

От чашки с травяным чаем поднимался пар. Чай был приготовлен не для Тома: чашка стояла на черном столе обермагистра.

Omg. WOLDEN HAZHNELL

В перевернутом виде эта надпись стала более понятной.

– Твоя благодетельница, мадам Малгрейв, ушла. – Обермагистр Уолден Хазнелл повернулся, совершив движение, похожее на управляющий жест. – Все утро в твоем распоряжении. На занятия отправишься после ленча.

Снаружи послышался хлопок в ладоши.

– Войдите, – сказал обермагистр. Вошел высокий юноша.

– Дежурный Бруан, – сказал ему обермагистр. – Это – Коркориган. Проводите его в общую спальню Бета-Семь.

– Да, сэр.

– Думаешь, старый Уолли хороший парень? – Бруан усмехнулся.

В спальне царила чистота. Тридцать две кровати выстроились в четыре ровных ряда, а возле одной из стен было свободно. Вот только потолок был низкий.

– Выглядит неплохо.

– В самом деле? – Тон Бруана сделался серьезным. – Не делай глупостей, и все будет в порядке. Возможности здесь имеются большие, если захочешь ими воспользоваться. Понимаешь, что я имею в виду?