— Эт што, коту?
Хозяин спросил в ответ:
— А у тебя што, кот с заморского льва?
Серик проворчал:
— Да не, чуток поменьше… — расстегнул ремешок, кот вылез из корзины, потянулся, зыркнул вокруг настороженным взглядом.
Хозяин протянул:
— Да-а… Знатный котище… — сходил на поварню и принес оттуда хороший кус мяса, спросил: — Продай кота? Гривну дам…
Серик помотал головой:
— Не, не могу; брату везу, он у меня кузнец знатный, зажиточно живет, припасов всегда много, кот страсть как необходим.
Хозяин протянул руку, кот свирепо шипнул, аки змеюка, угрожающе поднял лапу с растопыренными когтями. Хозяин выпустил на свое смурное лицо скупую ухмылку:
— Ишь, зверюга… Ты его снова в корзину засунь, когда поест, не приведи господь мой явится со двора — порвет ведь, раз плюнуть… Купецкая порода, видал я таких. И верно, больших денег стоит…
Серик принялся поглощать щи, делая вид, будто оголодал нещадно. Хозяин как бы ненароком спросил:
— По виду воин, а кошель пуст?..
Серик охотно поведал:
— А я с Рюриком на сарацин ходил, да в полон попал. Щас родных навещу, и обратно к Рюрику. Уж тогда он мне серебра отсыплет…
Хозяин тут же потерял интерес к Серику, а тот изумленно подумал: "Это надо же, в сих местах имя Рюрика даже татей отпугивает…"
Однако он пошел спать на конюшню. Громыхало уже съел овес, и лениво похрупывал сеном. Поставив корзину с котом рядом с конем, Серик пошарил по конюшне, посвечивая себе масляной лампадкой, которую прихватил в избе. Вскоре нашел вешалку с тулупами, взял один, постелил в углу, на охапку сена, выпустил кота из корзины и завалился спать, зная наверняка, что интереса у татей к нему не будет; взять нечего, кроме кота, а огрести можно целый мешок неприятностей. Однако горящую лампаду пристроил на полочку возле дверей; угол, в котором устроился Серик, оставался в тени, а вошедший — был бы как на ладони. Конюшня была просторной, а лошадей в ней стояло мало, так что было едва ли теплее, чем на дворе. А потому кот, побродив по конюшне, вскоре заполз к Серику под тулуп. Засыпая, Серик погладил его, вновь ощутив уют родного дома, и провалился в душное тепло тулупа. Проснулся рывком, от дикого воя, взметнулся из-под тулупа с мечом в руке и кинжалом в другой — в свалке, в тесноте, лучшего оружия и не придумаешь. Вой несся откуда-то сверху, на голове зашевелились волосы, и тут Серик окончательно проснулся. Бросив меч и кинжал, засунул кулак в рот, чтобы унять готовый вырваться громовой хохот; это ж надо подумать, матерый воин, прошедший полмира схватился за меч от кошачьего ора! Подняв голову, он в сумраке высмотрел на балке под застрехой обоих возмутителей спокойствия. Видать хозяйский кот пошел перед рассветом на обычный обход своих владений, да наткнулся на Мышату, который конюшню считал своими владениями. Хоть и был хозяйский кот едва ли не вдвое меньше, однако без боя своего отдавать не желал — орал утробным, грубым мявом матерого котищи. Голос Мышаты ему не уступал, но Мышата превосходил размерами, а тут уж ни отвага, ни права не помогут. Наконец хозяйский кот решил, что жизнь дороже хозяйского добра, молнией метнулся куда-то вверх, и исчез, видать, там у него был тайный лаз. Мышата преследовать его не стал, слез на пол, и крадучись ушел в противоположный угол, видать решил подкрепиться, чем Бог пошлет.
Проснулся Серик на рассвете, тут же оседлал коня, намереваясь без промедления выехать. Но явился хозяин, добродушно позвал:
— Иди, позавтракай, чем Бог послал…
Серик сказал с подначкой:
— У меня ж всего-то, твоя сдача с денария?..
— Ничего, коли ты в конюшне ночевал, в счет ночлега…
— Ну, тогда ладно… — обронил Серик, направляясь к избе.
Хозяин окликнул:
— Кота прихвати…
— Ничего, пусть тут подождет. Он сытый, до утра кого-то жрал, я сквозь сон слышал… — откликнулся Серик.
На завтрак оказалась вчерашняя каша, да недельные щи — получалось, что хозяин угощал не от доброты сердечной, а убытки скидывал из-за отсутствия других гостей, все равно бы пропали и щи, и каша. Однако, не чинясь, Серик съел все, и пошел на конюшню. Хозяин с неторопливой ленцой кормил своих трех коней; отсыпал овес пригоршнями, подкладывал в ясли сено охапками. Видать был не скуп, но бережлив. Оделив последнего коня, потоптался, спросил:
— Можа продашь кота? Вон, в углу, четыре крысы валяется, а сколько сожрал — неведомо… За такого кота никаких денег не жалко. Мой-то мелковат, крыс редко давит…
Серик развел руками, и принялся взнуздывать коня. Хозяин не унимался:
— Где твой брат живет?
— А на Москве, — безмятежно обронил Серик, заведомо зная, что хозяин не знал, где это.
Тот протянул:
— Ну и што, на Москве котов нет?
— Таких — нету, — отрезал Серик.
— Да я для себя, што ли?! — озлился хозяин. — Тут неподалеку деревенька стоит, вся моя родня там живет. В прошлом годе зимой повадилась рысь по деревне шастать — всех кошек переловила. А мыши весь хлебушек попортили. Не столько поточили, сколько отравили пометом. Так веришь, еле-еле перебедовали до весны люди, чуть с голоду не поумирали. Летом скинулись всем миром, гонца аж в Чернигов за кошкой посылали. Дак теперь бы ей хорошего кота, вроде твоего… — хозяин мечтательно закатил глаза.
Серик непреклонно проговорил:
— Прости, не могу, — и принялся пристраивать на луку корзину с котом.
Но что-то ему не нравилось в лице хозяина; за простоватой страхолюдностью скрывалась и лукавая хитринка. Не удержался, заглянул в корзину; нет, Мышата был на месте, сонно лупал глазами. Вскочив в седло, Серик проговорил:
— Ладно, пошлю я тебе кота с оказией, за то, что приютил. Скажи, как звать тебя?
— А Шишом зовут…
— Ну и прозвание… — покрутил головой Серик, и дал шпоры.
В струях первой зимней метели Серик подъезжал к обители. Ветер был такой, что выдувал из-под шубы все тепло, как ни перетягивался Серик поясом. Кота пришлось упрятать за пазуху; не дай бог застудится на таком ветру. Кот согрелся сам и приятно пригревал Серика, угнездившись под мышкой.
Вопреки ожиданиям, ворота обители оказались запертыми. Серик постучал в створку рукоятью плети. И хотя со стены в него вглядывался страж, из-за ворот спросили:
— Кто там?
Серик не нашел ничего умнее, как ляпнуть:
— Свои!
Из-за ворот ехидно ответили:
— Свои по домам в такую погоду сидят, по лесам не шастают!
Теряя терпение, Серик заорал:
— Да Серик я! Серик с Киева! В позапрошлом годе гостил у вас!
Наконец в воротине открылась дверца, в окошке появились два настороженных глаза, красный от стужи нос, и покрытые ледяной коркой усы. Монах строго выговорил:
