еще посмотрим.
Отмахнувшись от слабых протестов Уллена, Джонни подхватил его на руки вместе с креслом-каталкой, и марсианин оказался за дверью раньше, чем успел закончить фразу.
Ракетотакси ожидало возле ступеней Библиотеки. С помощью водителя Джонни запихнул кресло с марсианином внутрь. Машина взлетела, оставляя за собой кометный хвост смога.
Уллен мягко пожаловался на перегрузку, но Джонни не обратил на это внимания.
— Чтобы через двадцать минут мы были в Вашингтоне, приятель, — бросил он водителю. — Наплюй на все запреты.
Чопорный секретарь произнес холодно и монотонно:
— Адмирал Корсаков сейчас примет вас.
Джонни повернулся и погасил сигарету. Затем бросил взгляд на часы и хмыкнул.
Уллен очнулся от беспокойного сна и тут же нацепил очки.
— Они наконец-то опратили на нас внимание, Тшонни?
— Тс-с-с!
Уллен безразлично оглядел роскошную обстановку кабинета, огромные карты Земли и Венеры на стене, внушительный стол в центре. Скользнул глазами по низенькому, полненькому, бородатому человеку по ту сторону стола и с облегчением остановил взгляд на долговязом рыжеватом мужчине, стоявшем неподалеку.
От избытка чувств марсианин попытался даже приподняться в своем кресле.
— Токтор Торнинг, вы ли это? Мы встречались с вами гот насат в Принстоне. Надеюсь, вы меня не сапыли? Мне там присвоили потшетную степень.
Доктор Торнинг шагнул вперед, с силой пожал руку Уллена.
— Разумеется. Вы делали тогда доклад о методологии исторической науки Марса, верно?
— О, вы запомнили, я так рат! Тля меня отшень утачно, што я с вами повстречался. Скажите мне как утшеный, што вы тумаете относительно моей теории о том, што социальная наступательность эры Гитлера послужила основной притшиной тля ПОЛЬ...
Доктор Торнинг улыбнулся.
— Мы обсудим это позже, доктор Уллен. А сейчас адмирал Корсаков надеется получить от вас информацию, при помощи которой мы сможем покончить с войной.
— Вот именно, — скрипуче произнес Корсаков, поймав кроткий взгляд марсианского ученого. — Хотя вы и марсианин, я предлагаю вам способствовать победе принципов свободы и законности над безнравственным поползновениями венерианской тирании.
Уллен с сомнением посмотрел на него.
— Это свутшит невешливо... но не скасал бы, что я много расмышлял на эту тему. Вероятно, вы хотите скасать што война скоро контшится?
— Да, нашей победой.
— Та-та, „попета”, но веть это только слово. История покасывает, што войны, выигранные са стшет тшисто военного преимущества, слушат основой тля роста милита-рисма и реваншисма в путущем. По этому вопросу я могу порекомендовать вам отшень хорошее эссе, написанное Тшеймсом Коллинсом. В полном вите оно пыло опуплико-ванно в тве тысятши пятитесятом готу.
— Мой дорогой сэр!
Уллен повысил голос, оставляя без внимания тревожный шепоток Джонни.
— Што ше касается попеты — потлинной попеты, то почему пы вам не опратиться к простому нароту Венеры и не заявить: „Какой нам смысл враштовать. Тавайте лутше поковорим...”
Последовал удар кулаком по столу и невнятная ругань.
— Ради всего святого, Торнинг. Разбирайтесь с ним сами. Пят вам пять минут.
Торнинг подавил смешок.
— Доктор Уллен, мы попросили бы вас рассказать то, что вы знаете о дезинтеграторе.
— Десинтекраторе? — Уллен недоуменно коснулся пальцем щеки.
— Вы о нем рассказали лейтенанту Брюстеру.
— Хм-м-м... A-а! Вы про „тесориентирующее орушие”. Я о нем нитшего не снаю. Марсианские историки несколько рас упоминали о нем, но они тоше нитшего не снали... я потрасумеваю, с технитшеской точки срения.
Рыжеволосый физик терпеливо кивнул.
— Понимаю вас, понимаю. Но что именно они сообщили? К какому виду оружия оно относилось?
— Ну-у, они коворили, што это орушие саставляет металл расшататься на тщасти. Как вы насываете силы, саставляющие тшатицы металла тершаться вместе?
— Внутримолекулярные силы?
Уллен задумался и медленно произнес:
— Наверное. Я запыл, как это насывается по-марсиански... помню, што слово тлинное. Но, в люпом слут-шае... это орушие... расрушает эти силы и металлы рассыпаются в порошок. Но тействию потвершены лишь три металла: шелесо, копальт и... у неко такое странное насфание!
— Никель, — мягко подсказал Джонни.
— Та, та, никель!
Глаза Торнинга заблестели.
— Ага, ферромагнитые элементы. Могу поклясться, тут замешано осциллирующее магнитное поле, чтоб я стал венерианцем. Что скажете, Уллен?
Марсианин вздохнул.
— Ах, эти невосмошные семные термины... Потоштите, польшую часть моих знании оп орушии я потчерпнул в рапортах Хокела Бека о „Культурной и Социальной Истории Третьей Империи”. Это товольно польшой трут в тридцати четырех томах, но я всекта считал его товольно посретственным. Его манера ислошения...
— Пожалуйста, — перебил его Торнинг, — оружие...
— Ах, та, та! — Уллен поудобнее устроился в кресле, скривившись от усилия. — Он говорит оп электришестве, которое колеплется тута и сюта отшень метленно... отшень метленно, и его тавление... — он беспомощно замолчал, с наивной надеждой взглянув на хмурое лицо адмирала. -Я тумаю, это понятие оснашает „тавление”, но я не снаю, это слово отшень трутно перевести. По-марсиански это свутшит как „крансарт”. Это мошет помошт?
— Мне кажется, вы имеете в виду потенциал, доктор Уллен! — Торнинг громко вздохнул.
— Пусть путет так. Снатшит этот „потенциал” тоше меняется отшень метленно, но его перемены как-то синхро-нисированы макнитисмом, который... хм-м... тоше исме-няется. Вот и все, што я снаю, — он нерешительно улыбнулся. — А теперь я пы хотел вернуться к сепе. Натеюсь, теперь все путет в порятке?
Адмирал не удостоил его ответом.
— Вы что-нибудь поняли из этой болтовни, доктор?
— Чертовски мало, — признался физик, — но это дает нам
