Миссис Биттнер налила две рюмки и протянула нам.
– Я вызвала диссонанс, да?
Я забрал у нее рюмки, одну отдал Верити и сел к ней на диван.
– Да.
– Этого я и боялась. И когда Джеймс на прошлой неделе изложил мне теорию изъятия несущественных для истории объектов из пространственно-временной среды, я сразу сообразила, что все из-за пенька. – Она с улыбкой покачала головой. – Все остальное, что в ту ночь было в соборе, сгорело бы дотла, и только пенек, очевидно, несокрушим.
Она налила хереса и себе.
– Я пыталась исправить то, что натворила, но сеть отказывалась пускать меня в собор, а потом Ласситер – новый декан – сменил замки, и я потеряла доступ в лабораторию. Нужно было, конечно, признаться Джеймсу. Или мужу. Смалодушничала. – Она взяла рюмку. – Успокаивала себя: раз сеть меня задерживает, значит, система защиты работает как надо, никакого диссонанса не возникло, и вреда нет, однако получалось неубедительно.
Медленно и осторожно миссис Биттнер двинулась к креслу в цветочек. Вскочив, я взял у нее рюмку и подержал, пока она усаживалась.
– Спасибо. Джеймс говорил, какой вы галантный юноша. – Она посмотрела на Верити. – Вам, думаю, вряд ли доводилось совершать опрометчивые поступки? Такие, о которых потом жалеешь?
Она уткнулась взглядом в рюмку.
– Англиканская церковь закрывала не способные к самоокупаемости религиозные учреждения. А для моего мужа Ковентрийский собор был всем. Он потомок Ботонеров, которые возводили изначальное здание.
«И вы тоже. – Я наконец догадался, кого напоминала мне Мария Ботонер, распекавшая работника в башне. – Вы тоже из рода Ботонеров».
– Собор был смыслом его жизни. Гарольд всегда говорил, главное не стены, а то, что они олицетворяют, однако к новой постройке, при всем ее уродстве, он прикипел душой. И я подумала: если удастся принести туда что-то из старого собора, будет хорошая приманка для туристов. Они повалят толпой, и собор не придется продавать. Я боялась, что расставание с собором его просто убьет.
– Но ведь Дарби и Джентилла доказали, что из прошлого нельзя ничего вынести через сеть?
– Да, правильно. Однако я рассчитывала, раз эти вещи все равно уничтожены в своем времени-пространстве, то сеть их выпустит. Дарби и Джентилла пытались вытащить лишь то, что благополучно пережило свое время. – Миссис Биттнер повертела в пальцах ножку рюмки. – А я была в отчаянии.
Она подняла голову.
– И вот однажды ночью я проникла в лабораторию, перебросилась в сороковой и совершила задуманное. А на следующий день мне позвонил Джеймс и сказал, что Ласситер санкционировал переброски в Ватерлоо, и если мне нужна работа… А еще… – Взгляд ее затерялся где-то в давних временах. – Еще он сообщил, что Сёдзи совершил ошеломляющий прорыв в темпоральной физике, выяснив, почему невозможно забирать что попало из прошлого: это вызывает диссонансы, меняющие ход истории, если не хуже.
– И вы попытались вернуть позаимствованное? – догадалась Верити.
– Да. Я встретилась с Сёдзи, выпытала у него о диссонансах все, что смогла выпытать, не вызывая подозрений. Дела были плохи, но самое ужасное – Сёдзи с радостью рассказывал, как после его открытия модифицировали сеть, чтобы предотвратить подобные инциденты, и как нам повезло, что до сих пор обошлось без них, поскольку мог рухнуть весь пространственно-временной континуум.
Я оглянулся на Верити. На ее прекрасном лице, обращенном к миссис Биттнер, застыла печаль.
– Я залегла на дно, как говорят в детективах, и стала дожидаться конца света. Он наступил. Собор секуляризовали и продали Церкви грядущего, а потом устроили там торговый центр.
Она снова уткнулась взглядом в рюмку с хересом.
– Самое печальное, что все оказалось попусту. Мужу понравилось в Солсбери. Я-то боялась, что он не переживет потери Ковентрийского собора, а он вполне смирился. Он не кривил душой, называя церковные здания лишь символом, его бы даже строительство «Маркса и Спенсера» на руинах старого собора не ужаснуло. – Она ласково улыбнулась. – Знаете, что он сказал, узнав про леди Шрапнелл и проект реконструкции? «Надеюсь, на этот раз шпиль выведут ровнее».
Миссис Биттнер поставила рюмку.
– После смерти Гарольда я вернулась сюда. А две недели назад позвонил Джеймс и попросил припомнить наши давние совместные переброски, поскольку в 2018 году обнаружился очаг роста сдвигов, и он опасается, что это последствия диссонанса. Я поняла, что скоро меня выведут на чистую воду, хоть он пока и подозревает диссонанс совсем в другом месте. – Она взглянула на нас. – Джеймс рассказал мне про кошку и Тосси Меринг. Удалось вам сосватать пра-пра-пра леди Шрапнелл за таинственного мистера К?
– Не совсем. Она вышла за него, но без нашего участия.
– Это оказался дворецкий, – пояснила Верити. – Под чужим именем.
– Ну разумеется! – Миссис Биттнер всплеснула сухими, жилистыми руками. – Классические приемы не устаревают. Дворецкий, путаница с именами, самый маловероятный подозреваемый… – она посмотрела на нас многозначительно, – … украденное письмо. Пойдемте, он на чердаке.
Мы зашагали вслед за ней по лестнице.
– Я опасалась, что перевозка натворит новых бед. – Миссис Биттнер неспешно преодолевала ступеньку за ступенькой. – Поэтому при переезде в Солсбери оставила «добычу» здесь. Припрятала получше и ни в коем случае не сдавала дом семьям с детьми – дети такие любопытные, – но все равно боялась, что кто-нибудь поднимется на чердак, найдет пенек и как-то изменит ход истории. – Она обернулась, держась за перила. – Только история и без того изменилась, да?
– Да, – подтвердил я.
Миссис Биттнер замолчала. Все ее силы уходили на подъем по лестнице. На втором этаже она провела нас по коридору мимо спальни и открыла узкую дверь еще на одну лестницу, круто уходящую вверх.
– Это чердачная, – пояснила она с легкой одышкой. – Простите. Мне нужно передохнуть немного. В спальне есть стул.
Я сбегал за ним, и она уселась.
– Может быть, принести воды? – вызвалась Верити.
– Нет, милая, спасибо. Расскажите лучше, как проявился устроенный мной диссонанс.
– Не вы одна считали епископский пенек несокрушимым, – начал я. – Такого же мнения придерживалась председательница цветочного комитета по имени…
– Гортензия Шарп, – подсказала Верити.
Я кивнул.
– Она находилась у собора в ночь налета, караулила западный портал и знала, что вынести епископский пенек не могли. Когда его не нашли ни в развалинах, ни среди спасенных пожарной охраной ценностей, мисс Шарп заключила, что его похитили перед самым налетом, а значит, вор был в курсе предстоящей бомбардировки и надеялся поживиться под шумок. Мисс Шарп не скрывала своих подозрений…
