– А что, и выкликнем! Кто не захочет - тому по мордам… - ухмыльнулся в ответ Тойма. Впрочем, ухмылка тут же сползла с его лица. - Не до шуток, друже. Чует мое сердце - сомнут нас завтра, как гнилой плетень.
– Сомнут, - вяло согласился Перевет. - Прямо напасть какая-то - всех дельных командиров ровно косой выкосило. И не понять - как да почему. С одной стороны дырка, как от булавки, с другой - ровно медведь клок мяса вырвал. Ни стрела, ни дротик так не могут.
– Не сомнут, - не согласился Тарален. - Выстроим стену копий - не прорвутся. Вся их сила - в конном налете, а конь - животина умная, на колья брюхом не полезет. Сразу надо было сидеть на месте и не дергаться. Ну, а там, глядишь, пять тысяч моих ополченцев подойдут, Пирен командует. Ночью гонец прискакал, говорит - в двух переходах отсюда.
– Ко мне до утра должны семь тысяч ратников дойти, - поскреб затылок Перевет. - Вымотаются, конечно, от таких-то переходов, ну да ничего. А что, друже, может, и в самом деле не сомнут. Поставим их на Плешивый холм, своих укрепим да и засядем, как улитки в раковине.
– А вот южан воевать на их земле я точно не пойду, - Тойма скинул подшлемник и с наслаждением почесал потный затылок. - Силы у нас не те. Да и Отец-Солнце, видно, против. Смотрите сами - все, кто за святую войну ратовали, мертвые лежат. Храмовники, Дзергаш, опять же…
– Ну, Семлемен-то наверняка жив, - хмыкнул Тарален. - Улепетывает сейчас, наверное, в какой-нибудь свой монастырь, только что подковы у коняки не отваливаются… Ну, доберусь я до него когда-нибудь!
– Тот же тулуп, только с изнанки, - отмахнулся Тойма. - Не звал Пророк святые войны устраивать, хоть тресни. Вот и гневается Отец наш. Не южные боги невидимые копья швыряют, а Солнце своими огненными стрелами поражает. В общем, я отсюда к югу не двинусь. Стоять продолжу, пока сил хватит, а двинуться не двинусь.
– А я и подавно, - кивнул Перевет. - Эх, как Кумбалена-то жалко! Правая рука, ровно осиротел без него… Ну что, на том и сошлись? Стоим здесь и ни шагу ни назад, ни вперед, так? Жрать вот, правда, нечего…
– Ничего, - буркнул Тойма. - Отобьем южан - выгребем храмовые запасы, благо возражать некому. Надо ж такому случиться - капитулы всех четырех Храмов вместе с Настоятелями как градом побило!… Ну, а летом, глядишь, духи своей милостью не оставят. Должен же недород когда-то кончиться?
Солнце медленно опускалось к лесистым западным холмам.
– Стоять здесь! - приказал один из Теней. Остальные молчаливыми тенями окружили пленников. Один из них проверил веревки на руках Тилоса. - Белая Сова, пойдешь к тарсачкам и приведешь сюда их королеву. Не забудь напомнить, что плата за его поимку - пять кулаков золота.
Тень в надорванном черном капюшоне кивнул и скользнул вниз по склону.
– Деревянные боги больше не говорят издалека? - осведомился Тилос.
– Не твое дело, - командир ткнул его под ребра древком короткого копья. - Помалкивай.
Вечерело, и длинные тени протянулись между холмами. Тарсачий лагерь крылся в ложбине, но ветер доносил его шумы и запахи - ржание лошадей, вонь костров и навоза, отдельные возгласы… Элиза поежилась. Она боялась, но скорее согласилась бы дать разрезать себя на куски, чем показать свой страх.
Хлаш сбросил на землю заплечный мешок и, не обращая внимание на приставленный к шее клинок Тени, начал копаться в нем. Тролль вытащил небольшую бутылочку и одним глотком расправился с ее содержимым. Затем он вытянул руку, сжал кулак, и на землю посыпалась глиняная крошка.
– Связать его, - приказал командир Теней. Несколько мгновений спустя запястья тролля опутала толстая веревка, почти канат. Хлаш не сопротивлялся, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Затем он сел на пятки, прикрыл глаза и замер в каменной неподвижности.
Тилос поднял связанные руки.
– Мне нужно поговорить с товарищами, - холодно сказал он Теням. - Отойдите в сторону. Я связан и никуда не денусь.
– Нет, - равнодушно ответил Тень. - Ты договоришься с ними о побеге. Мы приведем тебя шабаю, а там разговаривай сколько хочешь.
– Тогда вам придется убить меня, - хмыкнул Тилос. - Тебе снова напомнить, что я в одиночку расправился с пятью твоими товарищами? Связанные руки помешают мне, но не сильно. В любом случае вам гораздо больше заплатят за живого.
Тень молча посмотрел на него, потом кивнул.
– Хорошо. Говори с ними. Но мы скорее убьем вас всех, чем позволим бежать. Помни - девка умрет первой.
По его знаку Тени отступили на десяток шагов, зорко наблюдая за пленниками.
– Слушайте меня внимательно, - быстрым тихим шепотом заговорил Тилос. - Помните - что бы ни случилось, Тарона должна выжить. Любой ценой. Даже если она лично разрежет меня на куски, вы будете стоять рядом и глупо ухмыляться. Поняли? Эла, ты поняла?
– Да! - девушка испуганно кивнула. - Но зачем…
– Тихо! - оборвал ее Тилос. - Эла, слушай фразу. - Он быстро проговорил незнакомые напевные слова. - Если со мной что-то случится, ты должна произнести ее перед Тароной. Это сотрет у нее ментоблок. Очень важно, чтобы ментоблок отключился, понятно?
– Но я не запомню… - запротестовала Элиза, но тут же осеклась. Странные слова внезапно всплыли у нее в голове, словно она долго учила их наизусть.
– А тебе и не нужно запоминать, - криво усмехнулся Тилос. - Фраза прошита в одном из твоих собственных ментоблоков. Отключить его не под силу даже мне, разве что Демиурги вмешаются. Главное - чтобы нужные слова прозвучали сразу после моей смерти, иначе ее, вполне вероятно, утянет за мной. Хлаш, раз уж ты впутался не в свое дело, ты должен защитить Элизу и Тарону. Вернее, так - сначала Тарону, потом Элизу. Не обижайся, Эла.
Хлаш кивнул, не открывая глаз.
– Ночное зелье начинает действовать, - сообщил он. - Еще немного - и я смогу драться в темноте. Но хватит его не дольше, чем до полуночи. Хорошо бы успеть до того.
– Успеем, - кивнул Тилос. - Но главное, что вы должны понять, - я знаю, что делаю. Не вмешивайтесь, даже когда… даже если меня начнут убивать. Иначе все пойдет псу под хвост. Ваша задача - защитить Тарону. Эла?
Девушка судорожно кивнула. Ей становилось все страшнее. И зачем я влезла сюда, мелькнуло в голове. Прибилась бы к дядьке Мешему, Семка у него такой славный… Устыдившись своих мыслей, она стиснула кулаки и уставилась вдаль. Но как она сможет стоять и спокойно смотреть, когда Тилоса начнут убивать?
– Тогда ждем. - Тилос опустился на пятки на манер Хлаша. - Эла, если что, вторая явка в Граше - известный тебе Равен. - Он хмыкнул. - Хотите, пока стишок прочитаю? Всплыл вот в голове… под ситуацию:
Последняя ночь наступает неспешно.
Росою вечерней омыто лицо.
Зеленая терпкость неспелой черешни
Свежеющим ветром шумит над крыльцом.
Надтреснута ставня, просела калитка,
Печально склонился над лесом закат.
Куда-то волочит свой панцирь улитка,
Никак не просохнет у бани ушат.
Последние отблески старого солнца
Бликуют на лужице возле ведра.
Шуршит мотылек о глухое оконце,
И дом заполняет трезвон комара.
Последняя ночь обнимает устало
Измученных путников, близкий ночлег
Сулит им дырявое звезд одеяло,
И глохнет во тьме скрип груженых телег.
Пьянящее утро раскрасит травинки,
Проглотит в кострище искру янтаря,
Но лист лопуха у изгиба тропинки
Уже никогда не приветит меня.
И мир не заметит обычной потери,
И дрозд на осине своим чередом
Зальется пронзительной радостной трелью,
Вьюнок оплетет позаброшенный дом.
И жизнь, торжествуя, ликуя, взмывая
Над миром при свете рожденного дня,
Под брызги веселого птичьего грая
В своем упоеньи не вспомнит меня.
Тени постепенно удлинялись, и скоро землю между холмами залила непроглядная чернота. Тилос смотрел в затянутое тучами восточное небо, вдыхая свежий сухой воздух. Страшно ли тебе, странник? Боишься ли ты, как боится стоящая рядом девочка? Или же напрягся в предвкушении драки, как туго натянутая струна, словно Хлаш? Столетиями ты пользовался своей неуязвимостью, своим бессмертием, и вот теперь Ничто заглядывает тебе в глаза, готовясь поглотить твою жизнь, как и мириады других. Ты еще можешь сдаться, уйти - Камилл и Джао наверняка следят за тобой прямо сейчас, ожидая только сигнала - отмашки, кивка, любого знака. И тогда - бессмертие почти божественное, возможности почти безграничные, мир почти бесконечный… Тебе даже не придется беспокоиться за своих друзей, Джао явно дал это понять. Тебя ничто не держит здесь, кроме твоего дурацкого упрямства.
