Еще в прошлом веке русский ученый Воейков в мечтах представлял себе полярный материк, окруженный горной стеной. Там всегда было бы тепло и сухо. Возможно, человечество и осуществит эту мечту полностью. Но пока советские люди попробуют возвести горы на малом кусочке своей земли. Это не материк мечта Воейкова, а пока еще модель, которую надо испытать. Есть множество разных проектов отепления Арктики, большинство из них сложны и в ближайшие годы неосуществимы. Кто знает, не лучше ли строить на Крайнем Севере «теплые города», как это предложил пока еще никому не известный инженер?
Набатников считал его идею остроумной и целесообразной, поторопил мечту и думал о более широком фронте работ. Строить не теплые города, а целые отепленные области. Воздвигая горы на пути холодных ветров, изменять климат Севера на больших пространствах, не довольствуясь теплым микроклиматом в городах.
Правда, понятие города в данном случае следовало бы расширить. Город должен занимать довольно большое пространство, иначе никаких климатических изменений в нем не произойдет, будут висеть облака и туманы, так же как дождливой осенью над крохотной долиной среди Уральских гор. В черте теплого города нужно бы отвести участки для полевых и огородных культур, нужны пастбища и сады. Нельзя же туда гонять самолеты с хлебом и картошкой. Жителей много, как и в любом городе с высокоразвитой промышленностью.
Не так давно Набатников спорил с Пичуевым, которому очень понравилась идея этих «арктических оазисов». Понравилась до того, что он уже стал доказывать профессору, будто это частное решение полностью исключает все другие пути отепления северных районов страны. Конечно, инженер Пичуев не специалист в этой области, его дело телевидение, но все же ему кажется, что всякие фантастические проекты, вроде использования тепла земных недр или атомной энергии, которой можно растопить льды, поворота морских течений, — все это действительно фантастика, ею она и останется.
На это Набатников ответил:
— Не беспокойтесь, друг мой, все будет использовано. Все найдет свое место. Опыт у нас огромный, растет с годами. В одном месте используем атомную технику, в другом тепло недр. А задачу будем решать общую — превращать землю, как говорил Горький, в «прекрасное человеческое жилище».
Система комбинированных направленных взрывов была тщательно продумана специалистами. Взрывы должны не только вскрывать рудные пласты и возводить горы, но и уплотнять их, чтобы предупредить осадку породы и возможные оползни. Иначе на склонах ничего не построишь, Набатников представлял себе, сколь высоки должны быть склоны воронки. На новой географической карте они будут нарисованы коричневой краской, как Крымский хребет. Действительно, надежная стена от северных ветров. Вполне возможно, что климатологи потребуют открыть ее с западной или южной стороны. Тогда на карте хребет будет выглядеть баранкой, у которой кто-то выгрыз кусок.
Теплый город четко представлялся Набатникову, будто он видел его наяву. Заводские корпуса, склады, театры, кино разместились в толще горы. Как это сделать? Надо заранее построить железобетонные коробки, способные выдержать падающую на них землю. Таким образом, после взрывов в теле горы окажутся пустоты, где можно разместить склады, построить заводские цехи с окнами, выходящими на юг. На вершине южного склона вырастут здания высокогорного санатория. А еще выше, на самой кромке хребта, протянется цепь ветроэлектрических станций.
И все это можно сделать энергией атома. Это будет не очень скоро, сейчас у нас другие задачи. Завтрашний взрыв — лишь короткий сигнал к началу больших работ во имя человека, а не его уничтожения!
Историческая несправедливость будет исправлена, и сделают это советские люди.
Набатников лежал с открытыми глазами, смотрел на просвечивающую уже к утру ткань палатки, думая о той миссии, которая ему предназначена.
А в другой палатке неподалеку сидел Медоваров. Ему тоже не спалось, но судьбы человечества его не волновали. Расстегнув пижаму и почесывая волосатую грудь, он писал заявление: «Министру (копия — директору института). Секретарю райкома (копия — секретарю парткома института) ».
«Поведение профессора Набатникова А. Г., — каллиграфически четко выводил помощник начальника экспедиции, — недостойно советского руководителя и коммуниста, тем более секретаря партбюро отдела. Он окружил себя случайными молодыми кадрами из студентов… Слабая финансовая дисциплина… Процветает круговая порука… Производится недопустимая слежка за старыми руководящими кадрами, для чего используются технические средства, вплоть до телевидения… Набатников А. Г. превышает данные ему полномочия. Оскорбляет людей и подрывает их авторитет… не терпит критики. Одного ответственного работника назвал «паршивым человеком». В экспедиции создалась невыносимая обстановка. Воспитательная работа не ведется… Самолеты используются для личных надобностей. Так, например, летчица Аверина З. З., прикомандированная к экспедиции, в личных целях израсходовала горючее, чтобы слетать за карманной радиостанцией, принадлежащей некоему Багрецову. Она же ради него, опять-таки из личных побуждений, совершила парашютный прыжок вопреки установленным инструкциям, повредила ногу и теперь находится на бюллетене. Продолжать работу в экспедиции не может. Дело страдает. Сам же Набатников…»
Всю ночь писал Медоваров, рассчитывая этими заявлениями спасти свое благополучие. Ему было не важно, какими методами сейчас воспользоваться грязными намеками или прямой клеветой.
А тот, о ком это писалось, думал о завтрашнем опыте, о судьбах людей, населяющих планету, и думал о нем — Медоварове.
Трудно взрывать горы, соединять каналами реки, создавать моря и осушать болота, но еще труднее переделывать характеры людей. Кто виноват, что в нашей стране еще живут, а порой и благоденствуют Медоваровы — люди ловкие, приспособляющиеся к любой обстановке, ради карьеры готовые поступиться своей совестью, предать товарища и выйти сухим из воды? Кто виноват, что остались еще у нас мелкие завистники, льстецы, самодуры и стяжатели? Прежде всего, Набатников винил в этом людей равнодушных. «Мне-то какое дело? — думает каждый из них. — Живет себе человек, меня не трогает. Буду я с ним связываться! Своих забот достаточно…» Это они подписывают сдержанные, но в основном положительные характеристики, оберегая свои нервы от прямого и честного разговора с уволенным работником. Это они никогда не скажут «да» или «нет», а пользуются неопределенными словами: «возможно», «вероятно», «надо полагать», «едва ли».
