Я не удержался. Я хотел написать услышанное тоже на листке бумаги и сравнить потом. Вместо этого я пропел:
– "Зима! Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь…"
Галя уставилась на меня, слегка приоткрыв рот, и я услышал, как она подумала: «Как это он… Фокус какой-нибудь…»
– Угадал? – спросил я.
– Да-а, – словно не веря себе, протянула Галя. – А как ты это делаешь?
– Очень просто, – небрежно и слегка покровительственно объяснил я. – Я смотрю на тебя и слышу твои мысли. В этот момент, например, никаких ясных мыслей у тебя нет. Но давай-ка поставим еще один опыт.
«Что бы такое придумать, чтоб он не догадался… Какие-нибудь имена… Знакомых… Нет, знакомых он может угадать… Чушь какая, как он может… О, есть! Напишу фамилии сотрудников соседней лаборатории. Зав – Сидорчук, потом этот симпатичный молодой доктор Леонтьев, Малыкина, Ишанова… Как фамилия этого хромого? Ш-ш… А, Шулятицкий. Кто еще? Полищук и Нина Сыч, которые никак не поженятся… Хватит, пожалуй».
– Хватит, – кивнул я, и Галя нерешительно посмотрела на меня.
У меня было такое впечатление, что она еще не решила: то ли удивляться, то ли восхищаться, то ли обругать меня. А для такой решительной особы, как Галя, неопределенность – состояние противоестественное.
– Записала? – спросил я.
– Да.
– Читаю, – сказал я. – А ты следи по своему списку, не пропустил ли я кого-нибудь: «Сидорчук». Дальше у меня записано «с.м.д. Леонтьев». Если я правильно помню, гражданка Чернова, с.м.д. – это симпатичный молодой доктор. – Я вздохнул, изображая отчаянную ревность. – «Малыкина, Ишанова».
– Ешанова, – поправила Галя.
– Хорошо. Я великодушен. Я разрешаю этой даме быть отныне не Ишановой, а Ешановой.
– Она не дама. Она девушка.
– Передай ей мои поздравления. Продолжаю. «Шулятицкий, Полищук и Нина Сыч». Правильно?
– Правильно. Здорово ты это делаешь!.. Будем ужинать?
– Ужинать? – переспросил я.
– Не завтракать же.
Боже, она только что была свидетелем чуда. Самого настоящего чуда. Маленького настоящего волшебства. И зовет ужинать. Вместо того чтобы упасть на колени и обратить ко мне простертые длани, она зовет меня ужинать. У-жи-нать! Слово-то какое нелепое – у-жинать. И этот человек, с которым я живу под одной крышей, работает еще в научно-исследовательском институте. Исследовательском. Научном.
Она вся была в этом. Все, что она не могла контролировать, все, что не могла держать в своих маленьких, цепких лапках, она отбрасывала прочь. Ей не нужно было чуда, потому что для созерцания чуда нужна смиренность, а смиренностью моя жена не отличается.
– Галя, – сказал я, – ты – младший научный сотрудник. У тебя готова треть диссертации. Ты знаешь про пищеварение плоских червей больше всех на свете. Ты начинающий ученый. И ты так спокойно отнеслась к тому, что я тебе показал? Как это может быть?
– А что я должна была делать? – Галя сползла с тахты, потянулась, выгнувшись по-кошачьи. – Что сегодня по телевизору, ты не знаешь?
– Люшенька, – жалобно простонал я, – как я это делал? Объясни мне.
– Откуда я знаю? Ну что ты хочешь от меня? Фокус какой-нибудь…
– Какой фокус? – загремел я. – Ну какой это фокус?
– А-что это? – необычайно вежливо спросила Галя.
– Это чтение мыслей, вот что это.
– Чтение мыслей, материализация духов и раздача слонов.
– Боже мой, какая эрудиция! Ты даже читала Ильфа и Петрова. Ну хорошо, а если бы я сейчас взлетел в воздух и вылетел в окно?
– Я бы поплакала полгода и вышла, наверное, за другого.
– Спасибо, Люш, за полгода. На самом деле тебе, наверное, хватило бы для слез и полмесяца или полдня. Но я имел в виду благополучный полет. Предположим, я бы полетал и сел на подоконник. И ты бы тоже спросила меня, что сегодня по телевизору?
«С ним все-таки что-то происходит, – услышал я ее мысли. – Попросить Валентину, чтобы она еще раз поговорила с этим врачом…»
– Попроси, попроси! – крикнул я и подумал, что кричать, вообще-то, глупо и я, наверное, на ее месте вел бы себя так же.
– Что – попроси? – Теперь, в первый раз за вечер, из Галиных глаз исчез домашний ленивый покой, и вместо него я увидел поднимающееся изумление.
– Попроси Валентину, чтобы она еще раз поговорила с этим врачом! – Я знал, что зря распаляюсь, но уже ничего не мог поделать с собой. – Ты абсолютно права. Как только встретишь что-то непонятное, не укладывающееся в принятые схемы, давай к психиатру! Последняя линия окопов! Раньше – на костер инквизиции, а теперь – в кабинет к психиатру! Если бы я утверждал, что у тебя на голове рожки, ты бы могла подумать, что у меня галлюцинации. Но ведь это не галлюцинации. Сравни две бумажки. Сидорчук, Леонтьев, Малыкина, Ешанова или Ишанова, как там ее… Или это тоже галлюцинация? Семейная галлюцинация? Ладно, когда я пытался рассказать тебе о своих снах и ты оставалась вежливо-равнодушной, я еще мог тебя понять. Какая-то планета, какой-то человечек У с запасной металлической головой, – мало ли что кому снится! Но сегодня… Объясни мне… Это же… Это же чудо! Это телепатия, которой не существует! А ты говоришь – ужинать!
Галя подошла ко мне и обняла меня. Знакомое теплое прикосновение. Слабый знакомый запах ее духов. Знакомая комната. Чуть криво висящий эстамп с букетом сирени. Сколько раз я собирался вбить новый гвоздик…
– Ну что ты, Юрча, – нежно сказала Галя и потерлась кончиком носа о мою щеку.
Кончик был мягкий и теплый, и я, несмотря на раздражение, почувствовал прилив нежности к этому существу, которое я безжалостно волок за собой из ее привычного теплого мирка к далекой Янтарной планете.
– Не нервничай, хорошо? – сказала она. – Наверное, ты прав. Наверное, я дурочка. Но что же делать, если господь обидел меня разумом? Но ведь ты тоже глупенький. Как ребеночек. Как по-твоему, что я сейчас думаю?
– "Все-таки я его люблю!"
– Правильно, – засмеялась Галя.
Это уже было нечто более понятное, чем можно было привычно распоряжаться. Можно было снова почувствовать себя хозяйкой.
Я не сердился на нее. Одни жаждут чуда, другие бегут его. Мне было только чуть-чуть стыдно за нее. Перед У. И чувство это не было для меня смешным.
Галя ушла на кухню, а я подумал, что лучше всего, наверное, было бы забыть о Янтарной планете и начать выступать с так называемыми психологическими опытами. «А сейчас феномен природы, заслуженный артист республики, продемонстрирует опыты чтения мыслей, основанные на учении Ивана Петровича Павлова…» А я в сатанинском черном фраке, бледный, с горящими глазами выхожу на эстраду, небрежно раскланиваюсь, замечаю во втором ряду сказочной красоты блондинку, подхожу к ней и пристально смотрю на нее. Бедняжка дрожит и не может оторвать от меня завороженного взгляда. Я прошу ее написать на бумажке два предложения и передать в жюри, а сам, отвернувшись, называю их. Зал гремит овациями, блондинка уже не дрожит, а вибрирует, а я продолжаю психологические опыты, основанные на учении Ивана Петровича Павлова.
