– А что мне делать?
– О боже, почему мой друг так дементен? Это же… это же… это событие, значение которого не укладывается в сознании. Нет, Юрка, это все правда? Если я не сплю, в честь такого события я клянусь убрать квартиру, покрыть полы польским лаком и выучить наизусть календарь. Что я сейчас подумал?
– Что я стою, как кол, начисто лишенный фантазии.
– С ума сойти! Я уж даже не знаю, как отметить… По рюмочке?
– Нет, мой друг, – важно ответил я. – В отличие от некоторых я не могу относиться к своей голове безответственно. А вдруг алкоголь разрушает способность к телепатии?
– Во имя науки, – жалобно сказал Илья.
– Я тебе дам науку, алкаш! – строго сказал я. – К тому же я за рулем.
– Ладно, бог с тобой. Я вот сейчас подумал… Хотя зачем мне тебе говорить, раз ты и так читаешь мои мысли…
– Разговаривать все-таки привычнее.
– Знаешь, Юраня, пока ты особенно не распространяйся о чтении мыслей.
– Почему?
– Это все слишком серьезно. Не надо делать из этого цирк. Галя знает?
– Да.
– А кто еще?
– Никто.
– Возьми с нее слово, что она никому не скажет. Обещаешь?
– Да.
– А я тоже подумаю, что нам делать дальше.
Педагог есть педагог. Я просто не мог отказать себе в маленьком удовольствии. К тому же я, если говорить откровенно, все-таки тщеславен.
– Так, подумаем, кого бы сейчас вызвать, – сказал я и встал из-за стола.
Седьмой "А" затаил дыхание. Я медленно пошел между партами, заложив руки за спину.
«Не спросит, прошлый раз с места вызывал», – юркнула мысль Коли Сафонова.
– Ты в этом уверен? – спросил я, останавливаясь.
– В чем, Юрий Михайлович? – вскочил ставосьмидесятисантиметровый акселерат.
– В том, что не спрошу тебя, поскольку прошлый раз с места вызывал.
Сафонов несмело улыбнулся.
– Ну что ж, уверенность – прекрасная вещь. Раз ты уверен, не спрошу. Садись, мой юный друг.
Сафонов сел, недоуменно моргая прекрасными пушистыми ресницами.
«А я не выучила!» – испуганно подумала Аня Засыпко, маленькая чистенькая, беленькая девочка, у которой была самая длинная и толстая коса в классе, а может быть, и в мире.
– Печально, Анечка, печально, – сказал я и посмотрел на нее.
Класс встрепенулся. В мире нет более отзывчивой аудитории, чем школьный класс. Бездельники почувствовали, что на их глазах происходит что-то интересное, и на всех лицах, кроме беленького личика Ани Засыпко, был написан живейший интерес.
Аня стояла молча, маленькая чистенькая, беленькая девочка с длинной, толстой косой.
– Ты ведь не выучила на сегодня? – играл я с ученической мышкой эдаким учительским котом.
Аня еще больше потупилась и густо покраснела, отчего сразу стала похожа на дымковскую игрушку.
– Садись, Аня. Я твердо знаю, что ты не готова, я это знал с той минуты, когда только вошел в класс, но не буду тебя спрашивать. Я не садист, я не получаю удовольствия от двоек и записей в дневнике. Вот Сафонов только сейчас подумал: «Как это он узнал?» Верно, мой юный друг?
Сафонов сделал судорожное глотательное движение и так выразительно кивнул, что класс дружно рассмеялся.
– Вы видите, милые детки, сколь тщетны ваши попытки ускользнуть из моих сетей. Видите?
Класс печально кивнул. Я их понимал. Плохо, когда ты в сети. Я посмотрел на Антошина. Мне показалось, что в глазах у него тлеет заговорщический огонек. Я подошел к нему. «Хоть бы меня спросил», – подумал Антошин. Даю вам слово, у меня на глаза чуть не навернулись слезы благодарности.
– У меня такое впечатление, что Сергей Антошин не прочь бы ответить. Так, Сергей?
Антошин встал:
– Я учил, Юрий Михайлович.
Он действительно выучил, мой милый Антошин. Он отвечал на «четыре», но я с наслаждением поставил ему «пять». В журнале и в дневнике.
Нина Сергеевна Кербель встретила меня у входа в лабораторию.
– Я не думала, что вы так быстро приедете.
– Вы назначили мне аудиенцию в четыре, а сейчас ровно четыре.
– Неужели уже четыре? Пройдемте сюда, вот в эту комнатку. Пока заведующего нет, я здесь обосновалась.
Нина Сергеевна села за стол, закрыла глаза и помассировала себе веки. На носу были заметны крошечные вмятинки от очков. Я молчал и смотрел на нее. Она, должно быть, совсем забыла обо мне. Наконец она встрепенулась, открыла глаза и виновато улыбнулась:
– Простите, я что-то устала сегодня…
– Господь с вами…
– Слушаю вас.
Она, должно быть, не хотела, чтобы я услышал ее вздох, но я услышал его. Я не хотел этого делать, но уже не мог остановиться.
– Нина Сергеевна, подумайте о чем-нибудь, – сказал я.
Она подняла свои прекрасные серые глаза и посмотрела на меня:
– В каком смысле?
– В буквальном. О чем угодно. Произнесите про себя какую-нибудь фразу.
– Для чего?
– Нина Сергеевна, будьте иногда покорной женщиной, подчиняющей свою волю мужской.
– Вы думаете, я никогда этого не делала? – Она улыбнулась своей слабой, неуловимой улыбкой. – Ну хорошо. Задумала.
– Простите меня, но это банально. Вы подумали: «Что он от меня хочет?»
Нина Сергеевна чуть-чуть покраснела и пожала плечами.
– Еще раз. Что-нибудь более специальное, чтобы свести к минимуму случайное совпадение… Ага, вот это лучше. Вы произнесли про себя фразу: «Быстрый сон был открыт в 1953 году Юджином Азеринским из Чикаго». Угадал?
– Как вы это делаете?
– Не знаю. Я думаю, что это как-то связано с тем, что я рассказывал вам в прошлый раз.
– С вашими сновидениями?
– Да.
– И когда вы впервые обнаружили в себе такую способность? – Манеры Нины Сергеевны сразу стали напористыми, энергичными. Передо мной был уже исследователь.
– Вчера.
– Гм!.. И вы действительно слышите мои мысли?
– Когда нахожусь достаточно близко и концентрирую внимание. Нина Сергеевна, я ведь пришел к вам, честно говоря, не для того, чтобы продемонстрировать свои телепатические способности…
– О чем вы говорите, я вас не отпущу! Вы даже не представляете себе, как это интересно…
– И тем не менее не это главное. Вы давеча говорили мне, что умеете фиксировать своими приборами начало и конец сновидений.
– Совершенно верно. По странному совпадению я только что задумывала фразу, которую вы услышали… Помните, о быстром сне? Так вот, как раз быстрый сон, иногда его называют парадоксальный сон, ремсон или ромбэнцефалический сон – видите, сколько названий, – этот сон и есть сон, во время которого мы видим сновидения.
– И вы можете фиксировать этот сон?
– О да, несколькими способами.
– Хорошо, Нина Сергеевна. Представьте себе на секундочку, что я не сумасшедший…
– Я…
– Я понимаю. Не надо извинений. Представьте себе на секундочку, что мои рассказы о Янтарной планете истинны. Истинны в том смысле, что такая планета существует в реальности, а не в моем воображении. И что мои сны – это информация, которую эта цивилизация посылает нам. Я повторяю – допустим. Так вот, кибернетики говорят, что при передаче сигналов любая цивилизация постарается сделать так, чтобы эти сигналы можно было легко выделить, чтобы виден был их искусственный характер.
