Я улыбнулся. Нет, я не предам своего друга У и его дар ни за какие деньги, эстраду и завороженный взгляд блондинки. Не я хозяин дара и не для заработка протянули мне братья У серебряную ниточку сквозь бесконечные просторы космоса.
Вдруг удивительно громко и неожиданно зазвонил телефон. Галя взяла трубку.
– Привет, Илюшенька… Да, дома, даю трубку.
Я взял трубку.
– Ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас? – выпалил одним духом Илья.
– Что-нибудь случилось? – спросил я.
– О имбецил! Стараешься для него, ломаешь голову, а он спрашивает, не случилось ли что-нибудь!
– Хорошо, Илюша, сейчас приеду.
Галя вопросительно посмотрела на меня:
– Уезжаешь?
– Съезжу к Илье.
– Надолго?
– Нет, часа через два буду дома.
– Езжай, только осторожно. Я сегодня видела такую страшную аварию у Белорусского… Маршрутка и троллейбус…
Илья, наверное, высматривал меня в окно, потому что не успел я захлопнуть дверцу лифта, как он тут же распахнул дверь своей квартиры. Он схватил меня за руку и втащил на кухню, где зло шипел на плите чайник.
– Прости меня, Юрочка, но я действительно не ошибался, считая тебя олигофреном.
– Спасибо.
– И себя тоже. Вчера и сегодня я изнасиловал всех, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к кибернетике.
– К кибернетике?
– Вот-вот. Именно здесь и проявляется твое клиническое слабоумие. Что такое твои сновидения, если ты не разыгрываешь нас? Это сигналы, несущие какую-то информацию. Так?
– Очевидно.
– "Очевидно"! Я думаю, очевидно. Всем изнасилованным в нашем институте я задавал один и тот же вопрос: если, скажем, одна цивилизация пытается передавать в первый раз информацию другой цивилизации, как она может привлечь внимание к своим сигналам? И все кибернетики в один голос отвечали: чтобы привлечь внимание к своим сигналам, они должны постараться подчеркнуть их искусственный характер.
– А как?
– Вот именно, а как? И все изнасилованные ответили одно и то же: варьируя сами сигналы или интервалы между ними. Скажем, если сигналы поступают с интервалами в две, четыре, шесть и так далее единиц времени, можно быть абсолютно уверенным, что интервалы эти не носят случайного характера. Или, допустим, интервалы меняются в геометрической прогрессии: два, четыре, восемь, шестнадцать… То же самое можно сказать о длине или силе самих сигналов. Ты меня понимаешь?
– Как будто.
– А раз так, то мы можем сделать вывод. Твои людишки безусловно носители разума. Они должны понимать, что те, кто принимает их сигналы, захотят их проверить…
– Но их сигналы ведь не нужно расшифровывать. Это ж не какие-нибудь там точки и тире или кривые. Это кинофильм. Многосерийный учебный кинофильм.
– Да, но… – Илья задумался, но тут же встрепенулся. – Они должны понимать, что само содержание сновидений зафиксировать нельзя.
– Почему они обязательно должны так думать? Я не знаю, спят ли они вообще, видят ли сны. Этого я, повторяю, не знаю. Но я же тебе объяснял, что они не знают, что такое мои мысли и чужие мысли. Их мысли свободно циркулируют между всеми братьями У. И для них поэтому необходимость доказать кому-то, что я думал то-то и то-то, а не то-то и то-то, абсурдна и не укладывается в сознание. Ты понимаешь, они не могут знать, что такое ложь. А раз они не знают, что такое ложь, они не могут знать, что такое проверка.
– Да, ты, наверное, прав, – как-то сник Илья. – Хотя попробовать все-таки стоит.
– А что именно?
– То, о чем говорили кибернетики. Частоту сигналов.
– Но сон…
– Сновидение – это и есть сигнал. Ты ж говорил мне, что в лаборатории сна умеют объективно фиксировать начало сновидений.
– Да, так мне сказали. Но что такое сон? Заснул…
– В отличие от тебя я предприимчив и любознателен. Я сегодня прочел пять книжечек о сне. Сон, дорогой мой слабоумный друг, дело не простое. Там есть свои фазы и так далее. Пойди в лабораторию, упади в профессорские ноги…
– Там изумительные ножки…
– Профессорские?
– Почти. И глаза. Серые. Потрясающей формы. И узкие, длинные ладони. Ее зовут Нина Сергеевна.
– Да, это тебе не Янтарная планета. Здесь ты сразу становишься красноречив. С ней ты, я надеюсь, договоришься о сне.
– Не говори пошлостей.
– Боже мой, боже мой, какое воспитание, какие манеры! Пардон, мсье. Я, знаете, забылся. Экскьюз ми, сэр…
Илья что-то еще продолжал бормотать, а я вдруг вспомнил, что забыл сказать ему о телепатии. Это было невероятно. Как я мог забыть?
– Илюшенька, – сказал я, – а ты знаешь, мне кажется, что они дают нам еще одно подтверждение своего существования.
– Какое?
– Они каким-то образом наделили меня способностью улавливать чужие мысли.
Илья встал и выключил газ под плевавшимся паром и негодующе клокотавшим чайником.
– Неостроумно.
– Я не пытаюсь острить. Подумай о чем-нибудь. Отвернись от меня на всякий случай. Ну, думай же, думай, если умеешь.
«Разыгрывает или нет?»
– Да нет, Илюша, не разыгрываю. Думай всерьез. Назови про себя хотя бы какие-нибудь цифры.
«Семь… сто три… пятнадцать…»
– Семь, – сказал я, – сто три, пятнадцать…
Илья повернулся ко мне, снял очки, подышал на стекла, потом долго и тщательно протирал их полой пиджака.
Мне стало жаль его.
– Давай еще. Я думаю, – пробормотал он.
– "По улицам ходила большая крокодила".
– Еще, – сказал Илья.
– "Гутта кават ляпидем нон ви…" Если я не забыл, это значит по-латыни: «Капля точит камень не силой».
– Еще, – жестко сказал Илья. – Только не повторяй вслух, а запиши на листке бумаги. И я запишу. Давай.
Я написал: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
Он взял листок и долго, мучительно долго читал то, что я написал. Потом то, что написал он. Потом положил рядом оба листка.
– Юрочка, как же так? Ты можешь ущипнуть меня, ударить, укусить, порезать, но не очень сильно? Как же так? Этого же не может быть. Понимаешь? Не может быть. Нет ни одного случая четко зафиксированной передачи мыслей на расстояние. Ты это понимаешь?
– Я это «понимаешь».
– Так что же ты стоишь?
– А что мне делать?
– О боже, почему мой друг так дементен? Это же… это же… это событие, значение которого не укладывается в сознании. Нет, Юрка, это все правда? Если я не сплю, в честь такого события я клянусь убрать квартиру, покрыть полы польским лаком и выучить наизусть календарь. Что я сейчас подумал?
– Что я стою, как кол, начисто лишенный фантазии.
– С ума сойти! Я уж даже не знаю, как отметить… По рюмочке?
– Нет, мой друг, – важно ответил я. – В отличие от некоторых я не могу относиться к своей голове безответственно. А вдруг алкоголь разрушает способность к телепатии?
