– Несомненно, – сказал однажды Антуан, – радиоактивные ископаемые исчерпались на поверхности, но на больших глубинах должны быть мощные пласты.
Но мы, не найдя радиоактивных элементов, открыли такие вещества, которые, соединяясь, давали очень высокую температуру и излучение высокой частоты. Этой температуры было достаточно, на ней работали наши аппараты. Так что теперь мы имели возможность добывать энергию и регулярно пополнять ее запасы.
Кроме того, во время этих исканий, мы нашли способ постепенным выделением составных частиц превращать влагу планеты в нашу обычную воду и изготовили три вида съедобных продуктов из употребляемых трехногами. Вот теперь можно было оставаться здесь сколько угодно.
Постоянная близость с нашими хозяевами дала возможность улучшить технику общения с ними, если речь шла про обычные вещи. Промышленность трехногов можно было сравнить с нашей земной промышленностью XIX века. Они умеют пользоваться тепловой энергией солнца и высокими температурами.
Металлургия их очень походит на нашу, а текстильной промышленности нет совсем. Одежду себе они изготовляют из минерального мха, очищая его, придавая чрезмерную крепость и, вместе с тем, гибкость. Ложа у них из широких упругих пластинок, прикрепленных к рамам, или на четырех, шести или восьми крюках.
Мебель настолько разнообразна, что трудно ее описать, а вообще-то она подобна нашей мебели разных эпох и разных народов.
Что до земледелия, то оно у них походит на обработку грунта излучением: землю едва-едва вспашут, а потом, перед посевом облучают волнами и токами. Корни растений легко растут в грунте, обработанном таким способом.
Уже с давнего времени еда трехногов исключительно жидкая, и они употребляют ее при помощи трубочек, похожих на наши тростинки.
В личной и общественной жизни они имеют большую свободу. Можно сказать, что пора преступности у них прошла, так же, как прошла и пора щепетильности. Им не нужно делать ни одного усилия, чтобы сохранить свою свободу или стеснить чужую. Не знают они ни бедности, ни богатства. Каждый должен делать свою работу с той же необходимостью, как муравей, но, однако, целиком сохраняя свою индивидуальность.
Необычайно мало таких трехногов, что отважились бы на какой-то акт насилия: таких здесь считают ненормальными. Это не значит, что у них нет эмоций. Есть, и очень глубокие! Но безвредные для окружающих. Хуже дело обстоит с любовью. Так же, как и мы, они испытывают ее, но ревность у них давно уже исчезла. Те самки (или женщины), которых не любят, испытывают сильные муки.
И женщины, и мужчины не имеют никакого представления про то, что можно ограничивать свободу вольного выбора.
Часто любят многих и из-за этого не бывает никаких драм. Но ведь могут на Земле отец или мать любить нескольких детей. Может, это все происходит оттого, что марсиане чувствуют и знают, как безнадежно обстоит у них дело с приростом населения. Уже на протяжении многих тысяч лет трехноги знают про упадок своей расы и остаются к этому равнодушны, продолжая жить полной жизнью.
Когда я разговаривал как-то с одним из наших друзей, которые уже хорошо нас понимали, он сказал мне:
– Разве гибель рода может сравниться с гибелью одной особи? Ведь и для каждого живого вместе с его жизнью кончается все, что было.
– Это так. Но разве можно так поступать, зная, что ваша раса вымирает.
Однако, и предвидя гибель, они были бодры и спокойны.
Какая же у них любовь? Прошло много месяцев, пока я сложил представление об этом. Может, не так подробно, но для нас – людей, более-менее достаточно.
Однако, некоторых особенностей я так и не понял, так же, как трехноги не могли понять нашей звуковой речи.
Физическая суть их любви – это еще большая тайна, чем любовь цветов. Их объятия, а на это походит у них акт любви – что-то необычайно чистое. В этих объятиях принимает участие все тело почти каким-то нематериальным способом. А если здесь и действует что-то материальное, то, очевидно, в форме одиночных атомов, в форме разреженного газа.
Рождение ребенка – это настоящая поэма!
Тело матери начинает светиться фосфорическим светом, который постепенно усиливается на ее груди, где доходит до большой яркости. Тогда она подвешивает спереди к груди нежную повязку, похожую на большой белый цветок, и в ней растет дитя, которое формируется и вырастает.
Питание новорожденных происходит незаметно с помощью выходящего из тела излучения матери.
Мне казалось, что что-то божественное было в рождении и в первых днях жизни этих существ. Во всем этом не было ничего гадкого и грязного, как и в акте любви.
Пока мы проводили наши подготовительные поиски, а на это нужно было больше, чем три месяца, мы могли ближе познакомиться с нашими друзьями.
Их зрение гораздо сложнее нашего, так как они могут видеть инфракрасные и ультрафиолетовые лучи.
Каждая из трех пар глаз воспринимает свой регистр лучей. Та, что помещается выше, воспринимает часть спектра от ярко-желтого до темно-синего, средняя пара – от красного до инфракрасного, а нижняя – от фиолетового и ультрафиолетового до высокой частоты включительно.
Очень развито у них чувство осязания: они воспринимают незначительнейшие колебания земли. Если же приближается кто-то из трехногов или пятиногов, они ощущают это вследствие магнитной индукции. Так же воспринимают они и изменения в атмосфере. Так что отсутствие слуха у них возмещено хорошо…
Все их искусства зрительного характера, но они не статичны, как наша живопись, наше рисование, наша скульптура. Их искусство динамично и ярко, их краски объемнее и изменчивее, чем наши, они играют ту же роль, как у нас – звуки.
Иногда мне казалось, что я вот-вот постигну всю утонченность и красочность их искусства, но, к сожалению, это только казалось.
Тщетны были все мои усилия понять не то что их симфонию, а хотя бы простейшую светящуюся мелодию. Было у меня здесь и увлечение, необычайное и наилучшее в моей жизни.
Случайность на Марсе, так же, как и на Земле, руководит событиями. Мне довелось несколько раз встретиться с той красивой особой, о которой я говорил раньше. А так как она очень интересовалась нашей Землей, то мы старались видеться почаще.
Она быстро освоила наш оптический язык и очень хотела узнать про Землю, откуда мы прилетели, разобраться в тайнах земной жизни.
Я описывал ей жизнь нашей планеты, которая, по ее мнению, была лучше, чем жизнь трехногое уже хотя бы потому, что мы смогли перелететь межзвездную бездну.
Она неутомимо расспрашивала меня и хотела узнать все, а в ее глазах переливалось сияние, и они были наилучшими из наилучших глаз ее подружек. Трудно описать то чувство, которое притягивало меня к ней. Тут были и обожествление, и радость, что открываешь каждый день высшую красоту, и очарование в прямом смысле этого слова. Но очарование, которое охватило мифического Элиана, когда он увидел богинь, и нежность, не сравнимая с какой-либо другой нежностью – ни с нежностью любви, которая казалась невозможной, ни с нежностью приязни, для которой требуется большая духовная родственность, ни с нежностью, которую ощущаешь, когда видишь маленького ребенка – ни с чем нельзя было сравнить то чувство. Да я и не хочу его сравнивать с чем-либо!
