— Нестор Кантария, — представил Епифанов. — Заместитель начальника отделения милиции по уголовному розыску. Это его район.
— Бедная женщина, — вздохнул Кантария и покачал головой. — Три года назад мужа похоронила, теперь вот сын единственный…
Обстановка комнаты — ковер на стене, сервант с хрусталем, полированный стол посередине, плюшевый мишка в углу дивана — давала понять: мол, мы не хуже других, и у нас все как у людей. Но холодно и неуютно показалось мне здесь, и не было ни единой детальки, которая превращает четыре стенки в человеческое жилье. Как ни странно, единственное, что оживляло комнату, была большая фотография давно умершего человека: Квициния-старший, крупнокостный, с орлиным носом, сумрачно разглядывал нас с высоты серванта.
Рассевшись кто где, мы некоторое время сидели молча. Я, например, не решался даже глаза поднять на окаменевшее лицо матери Зазы. Было что-то неприличное в том, что мы пришли сюда в такую минуту, хотя все, и она тоже, понимали, что так надо. Наверное, это и имел в виду Епифанов, когда обещал, что я увижу, какая у них работа.
Наконец Епифанов прокашлялся и начал издалека:
— Цуцунда, кем работал покойный муж?
— Крановщиком, — ответила она, поднимая глаза на фотографию. Лицо ее вдруг размягчилось, потекло. Цуца заплакала: — Ах, Нугзар, Нугзар! Был бы ты жив сейчас!..
— Что, не справлялась с Зазой, да? — участливо спросил Кантария.
— Почему не справлялась? — удивилась она сквозь слезы. — Заза хороший мальчик, добрый. Мухи не обидит. Да ведь не в этом только дело… Пятнадцать лет парню — так что ж, он хуже других должен быть, если отца нет? Джинсы надо? Надо! Куртку «Адидас» надо? Надо! Кроссовки — сто рублей! — надо! При Нугзаре все было, в достатке жили. — Она снова подняла на портрет залитое слезами лицо. — А я одна что могу? Купила ему кроссовки, а он их товарищу дал поносить. Тот через два дня вернул — не узнать. Все в царапинах, грязные. Я говорю: «Неси обратно! Пусть деньги возвращают! А у меня денег нет каждый день тебе новые кроссовки покупать!»
— Отнес? — поинтересовался Епифанов.
— Сама отнесла! — гордо сказала маленькая женщина. — И все сто рублей до копеечки получила!
— Скажи, Цуца, были у Зазы враги? — наконец приступил к делу Кантария.
— Какие враги у парня в пятнадцать лет? — удивилась она.
— Ay вашей семьи, у Нугзара?
— Нет, — покачала она головой. — Разве вы не знаете — Серго Каличава наш родственник! А с такими родственниками разве враги могут быть?
— Что-то, если мне память не изменяет, Нугзар этого родственника не слишком жаловал, а, Цуцунда? — спросил Кантария.
— Все равно, — упрямо ответила женщина. — Родственник есть родственник.
— Помогает он вам? — поинтересовался Епифанов.
— Помогает немного. Вот недавно купил Зазе магнитофон. Обещал моторку. Что он может? Сам только недавно пришел… оттуда…
— Это мы знаем, — со значением сказал Кантария и переменил тему: — Ну, а друзья у Зазы были?
— Полный двор! — грустно улыбнулась Цуца. — С утра до вечера с друзьями во дворе. Приходит из школы — и туда.
— И чем они там занимались, во дворе?
— Кто их знает… — понурилась Цуца. — Иной раз идешь мимо, сидят кучкой, о чем-то разговаривают, а бывает — кричат. Подойдешь ближе — замолкнут. Вроде пить не пьют, а что делают?… Разве матери до того? Все на мне: дом, работа, Заза… А теперь ничего этого нет… — Она снова горько заплакала. — И ведь какой хороший мальчик был мой Заза! — продолжала Цуца через минуту жалобно, сквозь слезы. — Бывало, говорит мне: «Вот вырасту, мама, заработаю много-много денег, заживем с тобой, как люди!» А как он рисовал, выпиливал, какие игрушки клеил!.. Ну кто, кто это сделал?! — в отчаянии закричала она, сжав маленькие кулачки.
Мы не могли ответить на этот вопрос и неловко молчали. Цуца между тем словно очнулась и как-то нервно засуетилась.
— А вот я вам сейчас покажу, — приговаривала она, вскочив со стула. — Вы должны посмотреть, какой был мой Заза. Пойдемте, пойдемте… — звала она, и мы, не в силах перечить, смущенно поднялись со своих мест.
Комната, куда она нас привела, была гораздо меньше и принадлежала, видимо, сыну. Здесь было больше свободы: по стенам висели портреты известных футболистов, даже целых команд, валялись сдутый мяч, велосипедный насос, стоптанные кеды. А одну стену занимали стеллажи, на которых чего только не было! Спутанные провода, паяльники, инструменты… Но самое главное — они были заставлены творениями рук Зазы. Макеты кораблей, самолетов, домики, башенки, человеческие фигурки — из бумаги, картона, фанеры, пластилина. А в углу на отдельной подставке стоял замок.
Видимо, Заза и впрямь был талантливым мальчиком. Во всяком случае, замок у него получился отличный. За пластилиновым рвом с контрэскарпами вздымалась крепостная стена, склеенная из спичек с обрезанными головками. С равными промежутками выдавались из стены сторожевые башни, сложенные из маленьких кирпичиков. А за оборонительными сооружениями высился господский дом — с богатыми парадными дверями, со слюдяными витражами в овальных окошках, с дымовыми трубами на покатой металлической крыше.
— …И представляете, там, внутри, тоже все как настоящее, — продолжала, захлебываясь, Цуца. — Зала с камином, спальни с кроватями… Это Нугзар ему все покупал — и материалы, и инструменты. А когда не стало его, так и Заза… все забросил… Вы посмотрите, посмотрите…
Потом Епифанов признался мне, что сделал это только из одной лишь вежливости: не хотелось огорчать мать Зазы. Но так или иначе, а он наклонился над замком, взял крышу и убрал ее в сторону. Так он и остался стоять с этой крышей в руках и в полном изумлении. А мы все тоже столпились вокруг и смотрели, совершенно не зная, что сказать. До тех пор, пока Цуцунда Квициния, тихо охнув, не начала вдруг оседать на пол — Нестор подхватил ее в самый последний момент.
Никаких спален и каминов под крышей не оказалось. Вместо этого в замке Зазы были грудой навалены пачки десятирублевок.
Зазу Квицинию, мальчика, который мечтал когда-нибудь зажить, «как люди», убили выстрелом в затылок около двенадцати часов ночи.
Десяток оказалось на двадцать семь тысяч рублей. (Игрушечные спальни и камин все-таки обнаружились под ними, но были сломаны и измяты.)
При осмотре в кармане Зазы были найдены две игральные кости.
Врагов, по словам матери, у него не было. Друзей — полный двор.
Над всеми этими фактами я бесплодно размышлял следующим утром, двигаясь по направлению к Министерству внутренних дел Абхазии. Фантазировать можно было сколько угодно, но вопросов все равно получалось гораздо больше, чем ответов. Как попала такая куча денег к пятнадцатилетнему школьнику? Предположим, играл в кости. Но у кого можно столько выиграть, да еще получить наличными? Или взять само убийство: эксперт еще вчера определил, что стреляли, видимо, из пистолета. Пистолет — не детская игрушка, значит, скорее всего, здесь замешан кто-то взрослый. Зазу убили, чтобы не отдавать ему долг? Но взрослый, да еще такой, что ходит с пистолетом, мог бы просто послать мальчишку куда подальше! Когда я открыл дверь в кабинет, глазам моим предстала удивительная картина: Епифанов с Гольбой сидели за столом напротив друг друга и с сосредоточенным видом кидали кости. Я вошел как раз на возгласе Зураба:
