Поднятый над ним кулак разжался.
— Хорошо, включай систему.
Модьун так и сделал, а потом вздохнул:
— И все равно это неправильно, но сделанного уже не вернешь.
Они рывком подняли его на ноги. Обняли его. Руузб едва не расплакался.
— Дружище, — сказал он и прокашлялся. — Это самое трудное дело в моей жизни. Но теперь, — он замолк на несколько секунд, — тебе предстоит еще одна работенка. Четверо миллиардов людей решили, что жизнь не стоит того, чтобы цепляться за нее, правильно?
Модьун ждал. Он чувствовал, что ответ не нужен. И действительно, человек-медведь продолжал:
— Поэтому, наверное, такими были твои мысли, когда ты решил уйти, и для этого не требовалось даже гипноза Зувгайтов. Правильно?
«Да, это было так».
— Поэтому, — продолжал человек-медведь, — твои друзья и должны были помешать этому. Теперь, слушай. Ты хочешь, чтобы эта женщина забеременела в следующие две недели, и мы, твои друзья, останемся здесь лишь затем, чтобы проследить за этим, иначе побьем тебя сильнее, чем в этот раз.
— Ну-у-у… — с сомнением сказал Модьун. — Думаю, что так будет правильно. В конце концов, ведь она — моя жена.
Модьун смеялся и плясал. Все люди-животные вокруг него весело танцевали. Но он был самый свободный среди них. До этого всегда его двигательные центры имели сознательные ограничения, но теперь он убрал их на некоторое время. Ритмическая музыка вливалась в его уши, побуждая его к движению. В результате — быстрый, но удивительно изящный танец.
Он умело двигался в огромной толпе, пока после очередного поворота не оказался лицом к лицу к женщиной, схватил ее в тот самый момент, когда она, также засмеявшись, повернулась к нему.
Когда они оказались рядом, она, со смехом приняв его руку, сияя от счастья, вскинула вверх руки в такт движению танца.
И после следующего шага она впервые посмотрела ему в лицо.
Еще одна мысль — или, скорее, новый ее вариант — мелькнула в голове Модьуна:
«Все это очень убедительно».
Он обратил внимание на эту мысль, когда она уже промелькнула — простая фраза, одно-единственное наблюдение его «я», которое наконец дошло до его сознания.
В то же мгновение он с ужасом понял:
«Все это недостаточно убедительно».
На женском лице появилась нерешительность. Оба они продолжали танцевать. Однако иллюзия — так сейчас воспринимал окружающее Модьун — казалась вполне достоверной.
И все же он больше не верил в нее. Модьун ждал с любопытством, что же ему на самом деле покажут его органы чувств. И не был особенно удивлен появлением новой галлюцинации — Банлта, человека-крысы, единственного из всех человечески существ повернувшегося к нему лицом. Бантл неуверенно вымолвил:
— Моя… философия? Какая философия?
Они стояли друг напротив друга: высокий мощного телосложения человек и высокий и более худой человек-крыса… стояли в сверкающем мраморном вестибюле здания суда на Земле, когда Модьун объяснял, что философия — причина действий. Поэтому…
— Какая же у вас была причина красть тот автомобиль?
— Я же уже говорил вам, что вообразил, что у меня не меньше прав, чем у гиен. — Банлт остановился на несколько секунд, беспомощно глядя на человека и ожидая от него продолжения.
— Тогда на самом деле из ваших слов следует, — сказал Модьун, — что в этом мире, созданном людьми, люди-гиены могут взять на себя законное управление планетой, а остальные люди втягиваются в раздоры из-за незначительных нарушений равенства, которые они, бывает, замечают рядом?
Человек-крыса моргнул.
— Эй, — сказал он, — разве я это говорил.
Он казался удивленным.
После этой фразы Банлта его образ и здание суда потускнели.
И все же хотя Модьун не мог ничего разобрать вокруг себя, стоял он на твердой поверхности. Он терпеливо переносил это состояние, убежденный, что его мозг, очевидно, все еще пытается окончательно пробудиться, преодолевая сопротивление. Этот маленький диалог между ним и Банлтом, которого никогда в действительности не было, — еще одна попытка со стороны Зувгайтов ослабить человека. Они снова показали ему, что человек и его разумные животные — крайне испорченные… и нелогичные существа.
«Действительно, — подумал Модьун, — положение человека гораздо хуже, чем это слабое проявление недовольства Банлта. За обычным сопротивлением по поводу чьих-либо льгот таится эгоистичное безумие».
Импульс затаившейся перед прыжком пантеры, неутомимый поиск пути сквозь барьеры сопротивления других людей, сражающиеся между собой идеи… Если в этом сопротивлении запрограммированному промыванию мозгов и открывался когда-либо просвет (порою подобное случалось), то сжигаемый ожиданием безумец устремлялся туда. Какие бы импульсы им ни владели: желание царствовать, деньги, имущество, власть — какими бы способами он ни пытался это осуществить: с помощью убийства, пыток или арестов всех противников без сострадания — он подчинялся им и выполнял беспрекословно.
И женщина-землянка хотела быть именно здесь, рядом со своим богом — молчаливая принцесса, никогда не задающая вопросов, достигшая такого положения, требующая только одного: чтобы он, ее бог, оставался на вершине… и делал все, чтобы не слететь с нее.
Те мужчины и женщины, которые не добились этого, ждали, расстроенные и нетерпеливые, удобного случая.
Зувгайты были правы. Человеческая раса совсем не достойна того, чтобы существовать.
Модьун не удивился тому, что эта мысль, похоже, не волнует его. Он постепенно начал замечать изменения в самом себе.
Вся эта борьба. Такая длительная. Они были безжалостны и полны решимости — и поэтому заставляли его делать одно действие за другим, выполнять новую программу. Начиная с автоматического включения системы защиты против первого человека-гиены… потом та грациозная битва, которую он вовсе не считал таковой, с использованием всей мощи черной дыры, а теперь вот наконец, последовало это беспощадное нападение на него уже как на личность…
«Тупые идиоты, — подумал Модьун, — они превратили меня в воина, да так искусно, что я этого не заметил».
Уже думая так, его восприятие… прояснилось.
Модьун понял, что стоит перед прозрачной дверью здания Зувгайтов. Его окружала гробовая тишина.
«Конечно, — подумал он, — что же еще?»
Он вспомнил момент, когда только прибыл сюда.
Именно в эти самые первые мгновения его прибытия сюда Зувгайты пытались вместе подчинить его мозг контролю. И в течение всех этих ужасных мгновений его мозг с его способностями, так замечательно усовершенствованные Нунули, сражались в этой молчаливой битве за выживание на уровне, лежавшем в области подсознания, где, увы, человек действительно действует…
