– Они прекратили переговоры, а наши сигналы игнорировали! – сказал радист, оставляя рацию.
Люди долго прислушивались и вглядывались в темноту, пока не поняли, где причалило десантное судно. Ориентиром служили автомобильные фары, светившие у кромки воды на расстоянии около километра. Падая и поднимаясь, карабкаясь по скалам, люди наконец добрались до места, куда причалило судно. Это был крохотный огород, разбитый на склоне горы и огороженный камнями. Морская вода достигала почти самого верхнего края этой каменной ограды. С борта причалившего судна на берег перекинули трап. Тяжелые американские военные грузовики подъехали задом к судну. По спущенным помостам с них стали сгружать большие, обшитые брезентом, ящики. С помощью катков их стали грузить на судно.
– Стой! – раздался крик из темноты. На измученных, едва добредших сюда людей были направлены два автомата.
– Возьмите нас на борт! Здесь женщины и дети! – крикнул по-английски Катаока.
К нему приблизился высокий молодой офицер с детским лицом. Казалось, он был в замешательстве.
– Вы гражданские?
– Кроме нас троих. Мы-то из наблюдательной бригады спасательного отряда. Но все остальные гражданские лица…
– Но в данном районе спасательные операции закончились, и район закрыт… Во всяком случае, я получил такую информацию.
– Они заблудились и не успели бежать.
– Сколько всех?
– Человек двадцать, тридцать, должно быть…
– Живее! – крикнул офицер, обернувшись к солдатам, которые, замедлив погрузку, прислушивались к разговору. Потом он сдвинул каску немного назад и сказал с сожалением, но твердо:
– Весьма сожалею, но мы прибыли сюда для выполнения особого задания по указанию высшего командования. Прибыли сюда, несмотря на большую опасность. Спасение не входит в наши функции.
– Вы хотите оставить умирать этих матерей, младенцев и стариков? Они уже больше десяти дней блуждают по горам.
– Сожалею, по ничем не могу помочь. Если бы даже я и захотел взять вас на борт, судно слишком мало, после принятия груза мы и сами-то едва сможем разместиться.
– Не знаю, какой такой у вас груз, но жизнь людей дороже!
– Весьма сожалею. Но я военный, получая это задание, я одновременно получил особое указание выполнить его с максимальной точностью. Откровенно говоря, разговаривая с вами, я уже нарушаю приказ…
– В таком случае, хотя бы свяжитесь с головным кораблем и попросите немедленно вызвать спасательное судно! – умоляюще произнес Катаока. – Здесь почва опускается под воду со скоростью трех метров в день. Да еще с ежедневным ускорением. До самого высокого пункта осталось всего сто метров. А если нагрянет цунами…
– Я и этого не могу вам обещать, пока не переговорю с командиром. До выхода в безопасную морскую зону связь у нас заблокирована…
– Мерзавцы! – заорал по-японски один из коллег Катаоки, слушавший их разговор. – Вы, вы, разве вы после этого люди…
– Постойте, лейтенант Скотт… – произнес по-английски с сильным акцентом небольшого роста человек, появившийся из-за грузовика. – Сколько человек можно взять на борт взамен одного ящика?
– Этого… этого я сделать не могу, – упрямо ответил лейтенант, заливаясь краской. – Это нарушение приказа!
– А как вы думаете, откуда исходит приказ? В конечном итоге за эту операцию ответственность несу я. Отвечайте, сколько человек сможете взять на борт.
– Человек пять-шесть…
– А если только женщин и детей?
– Человек восемь-девять, не больше.
– Значит, десять человек возьмете. Я остаюсь здесь…
– Я… я не могу этого допустить!
– А я сделаю так, чтобы вы могли это допустить. Дайте мне бумагу и перо…
Получив требуемое, человек что-то быстро написал и расписался.
– Сколько у вас женщин и детей? – обратился он к Катаоке все еще по-английски.
– Шесть женщин и трое детей…
– Пусть их сопровождает кто-нибудь из мужчин, говорящий хотя бы на ломаном английском.
– А как вы собираетесь поступить с остающимся грузом?
– Всю ответственность за него я беру на себя, так что об этом не беспокойтесь! Вот этот ящик, предпоследний, останется на берегу… Да, этот. Ведь я лучше всех знаю их содержимое…
– Быстро! – крикнул лейтенант солдатам. – Вас тоже прошу поторопиться. Мы и так уже выходим из графика.
Женщины замешкались, прощаясь с мужьями, начался плач, но их, подгоняя чуть ли не толчками, быстро посадили на судно.
– Все будет хорошо! Вы все непременно встретитесь! – вдруг по-японски закричал невысокий человек. – Садитесь, садитесь, а за всех остающихся отвечаю я!
Катаока удивленно обернулся, но не смог разглядеть лица этого человека.
– Не хочу, я лучше останусь! – закричала, ступив на трап, молодая женщина с младенцем на руках. – Чтобы я моего мужа одного оставила, нет, нет! Если уж он умрет, то и я с ним вместе, со всеми!
– Томоко! – прозвучал с берега почти рыдающий мужской голос. – Томоко, Томоко!..
Невысокий человек остановил выскочившего вперед, надрывавшегося от крика мужчину.
– Все будет хорошо. Встретитесь в Америке. Я сделаю так, что вы встретитесь…
Подняли трап. Сквозь рев двигателя с борта донеслись плач и крики. Оставшиеся на берегу мужчины тоже выкрикивали имена жен и детей. Судно быстро исчезло за полосой света, отбрасываемого фарами грузовиков.
Когда все смолкло, уши вдруг наполнил свист ветра, проносившегося по дну ночи. Действительно, все свершилось в одно мгновение. Оставшиеся мужчины ошеломленно застыли на огороде.
Невысокий человек, стоявший рядом с брошенным ящиком, медленно снял каску и обернулся.
– Как, это вы?! – изумленно воскликнул Катаока, увидев его лицо.
– Н-да, при странных обстоятельствах мы встретились… – сказал, смущенно улыбаясь, Куниэда. – Государственному служащему порой приходится бывать бессердечным… Но в данном случае я оказался несостоятельным. Дело в том, что человек, занимавшийся этим делом, погиб при землетрясении, вот я и заменяю его уже целый месяц… И как видишь…
– Вы все время сопровождали этот груз?
– Да, из Цукуба перевез в Мито, а перед тем, как Мито погрузился в воду, перевез в эти горы… – Куниэда устало зевнул. – Странная была работа… А я-то думал, приеду в Америку, увижусь с женой…
– А что в этих ящиках?
– Пока не могу сказать… – вертя в руках каску, сказал Куниэда. – Да, пожалуй, и никогда в жизни не смогу сказать… Такие уж они, эти чиновники…
Потом он, щурясь, словно от солнца, оглядел мужчин, столпившихся вокруг ящика.
