Нужно уводить их отсюда. Чума проникла не везде. Некоторые деревни она обошла далеко стороной. Миновала Польшу и Богемию, и в северной Шотландии оставались области, куда она не добралась.
— Agnus dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis [32], — распевно читал Рош своим успокаивающим голосом, который Киврин помнила с того дня, как сама лежала при смерти.
Безнадежно, поняла она. Рош никогда не бросит прихожан. История чумы полна рассказами о священниках, которые покидали паству, отказывались вести заупокойную службу, запирались в церквях и монастырях или уносили ноги. Наверное, эта статистика тоже врет.
Даже если она придумает способ вывести их всех… Эливис, которая и сейчас, исповедуясь, поминутно оглядывается на дверь, потребует дождаться Гэвина и ее мужа — ведь они непременно приедут, раз кончился снегопад.
— Отец Рош пошел его встречать? — спросила Эливис, когда Рош понес Святые Дары обратно в церковь. — Он вот-вот будет. Разумеется, он сперва завернул в Курси, чтобы упредить их о чуме, а оттуда всего полдня пути.
Она уговорила Киврин переложить ее тюфяк поближе к двери.
Киврин принялась передвигать заграждение, чтобы не класть Эливис на сквозняке, и вдруг клирик громко вскрикнул и забился в конвульсиях. Он выгнулся всем телом, будто от удара током, лицо исказилось в беззвучном вопле, а вытекающий глаз закатился под лоб.
— Пощади его! — крикнула Киврин, пытаясь засунуть ему между зубами ложку, выхваченную из Розамундиной миски с бульоном. — Неужто с него не достаточно?
Клирик дернулся.
— Прекрати! — разрыдалась Киврин. — Прекрати!
И вдруг он обмяк. Киврин втиснула ложку между его зубами, и из угла рта потекла черная слизь.
«Он умер», — подумала Киврин, не веря самой себе. С распухшего лица, почерневшего под темной бородой, на нее смотрел гноящийся полузакрытый глаз. Сжатые кулаки прижимались к бокам. Он совершенно потерял человеческий облик, и Киврин накрыла его грубым одеялом, чтобы избавить от жуткого зрелища Розамунду.
— Он умер? — спросила девочка, приподнимаясь.
— Да. Слава богу. Пойду скажу отцу Рошу.
— Не оставляйте меня здесь одну!
— С тобой матушка. И мажордомов сын. Да и я тотчас вернусь.
— Мне боязно.
«Мне тоже», — ответила Киврин мысленно, оглядываясь на грубое одеяло. Даже смерть не избавила клирика от страданий. Лицо его, уже не похожее на человеческое, по-прежнему искажали боль и ужас. Адские муки.
— Не оставляйте меня, — повторила Розамунда.
— Я должна позвать отца Роша…
Вопреки своим словам Киврин все же села между Розамундой и клириком, дожидаясь, пока девочка заснет, и только потом пошла за священником.
Ни во дворе, ни в кухне его не было. На тропинке стояла мажордомова корова, жующая сено из свинарника. Она потянулась вслед за Киврин на луг.
Мажордом копал могилу на погосте, стоя по грудь в заснеженной яме. «Он уже знает», — подумала Киврин. Хотя нет, откуда? Сердце тревожно забилось.
— Где отец Рош? — крикнула она, но мажордом не ответил и даже не обернулся. За спиной замычала догнавшая ее корова.
— Уходи, — велела Киврин и кинулась к мажордому.
Могила копалась уже не на погосте, а на лугу, за погостной калиткой, рядом с ней зияли еще две, и у каждой возвышался холмик мерзлой, как камень, земли.
— Что вы делаете? — рассвирепела Киврин. — Кому эти могилы?
Мажордом выбросил еще лопату земли на холмик. Промерзшие комья загрохотали, будто камни.
— Зачем вам три могилы? Кто умер? — Киврин увернулась от боднувшей ее в плечо коровы. — Кто у нас умер?
Мажордом всадил лопату в каменную землю.
— Грядут последние дни, мальчик, — проговорил он, нажимая на лезвие ногой, и Киврин оторопела, а потом поняла, что он просто не узнает ее в мальчишеской одежде.
— Это я, Катерина.
— Конец света, — кивнул он, налегая на лопату всем весом. — Те, кто не умер, умрут.
Корова попыталась сунуть голову под руку Киврин.
— Уходи! — крикнула она, шлепая корову по носу. Та осторожно попятилась, обходя вырытые могилы, и Киврин только теперь заметила, что они разного размера.
Одна большая, а рядом поменьше, почти как для Агнес. Та, в которой стоял мажордом, тоже ненамного длиннее. «Выходит, все-таки для Розамунды. Я ее обманула».
— Вы не имеете права так поступать! — воскликнула она. — Ваш сын и Розамунда поправляются. А леди Эливис просто устала и сама не своя от горя. Они не умрут.
Мажордом посмотрел на нее тем же отрешенным взглядом, что и у заграждения, когда мысленно снимал с Розамунды мерки для могилы.
— Отец Рош говорит, вас послали к нам на подмогу, но что вы можете против конца света? — Он снова налег на лопату. — Вам пригодятся эти ямы. Все, все умрут.
Корова обошла могилу с другой стороны и, наклонив морду к земле, промычала в лицо мажордому.
— Не ройте больше ничего, — велела Киврин. — Я вам запрещаю!
Он продолжал копать, такой же безучастный к ее словам, как к коровьему мычанию.
— Они не умрут, — повторила Киврин. — От чумы погибло от одной трети до половины современников. Мы уже исчерпали квоту.
Эливис умерла ночью. Мажордому пришлось удлинить могилу, предназначенную для Розамунды, а после похорон Киврин увидела, что для девочки уже начата новая.
«Нужно уводить их отсюда, — подумала она, глядя на мажордома, который как заведенный работал лопатой в Розамундиной могиле, даже не передохнув после погребения Эливис. — Я должна их увести, пока они не заболели».
Потому что иначе никак. Чума подстерегает их повсюду, притаившись в одежде, в постелях, в воздухе, которым они дышат. И если каким-то чудом им удастся уберечься сейчас, она настигнет их весной, прокатившись разом через весь Оксфордшир, сметая и гонцов, и крестьян, и епископских посланников. Здесь нельзя оставаться.
«В Шотландию, — размышляла Киврин, шагая к поместью. — Можно вывезти их в Северную Шотландию. Туда чума не добралась. Мажордомова сына посадить на осла, а для Розамунды сделать носилки».
Девочка сидела на своем тюфяке.
— Мажордомов сын звал вас, — сказала она, едва завидев Киврин в дверях.
Его рвало кровавой слизью. В ней перепачкался весь тюфяк, а когда Киврин обтирала мальчика, он от слабости даже не мог поднять голову. «Если Розамунда и выдержит дорогу, то он точно нет, — в отчаянии осознала Киврин. — Никуда мы не едем».
Ночью она вспомнила про свою собственную телегу, привезенную с переброски. Вдруг мажордому удастся ее починить, тогда в нее можно усадить Розамунду. Запалив лучину от углей в очаге, Киврин пробралась на конюшню. Осел Роша встретил ее истошным ревом, и в тусклом свете коптящей лучины послышался шорох разбегающихся маленьких лапок.
