как злодей!.. Ужели нам не удастся избавить его от тюрьмы, куда бросили его людская жестокость и несправедливость?!
— К сожалению… но мы испробуем по крайней мере все возможное… — отвечал Гонтран. — Сейчас я встретил одного моего школьного товарища, инженера по профессии, родом чеха. Он слышал уже о печальном происшествии с вашим отцом и живо интересуется его участью. Это человек большого ума, весьма предприимчивый и находчивый, — он может дать нам хороший совет. Вы позволите представить его вам?
— О, пожалуйста.
Гонтран вышел в переднюю, где нерешительно мялся Сломка, подумывая, не лучше ли ему удрать по добру по здорову, — и, взяв его за руку, повел в гостиную.
— Позвольте мне представить вам, дорогая Елена Михайловна, — сказал молодой дипломат, — моего школьного товарища и задушевного друга, ученого инженера, г-на Вячеслава Сломку.
— Добро пожаловать! — подавая гостю руку, приветливо проговорила девушка. — Вы вдвойне приятны в этом доме, как друг г. Фламмариона и как ученый — прибавила она с печальной улыбкой. Молодой инженер неуклюже поклонился.
— M-lle — отвечал он, — мой друг Гонтран уже сказал мне о постигшем вас тяжелом несчастии и просил меня дать свой совет… Увы! К сожалению, я знаю, как крепки бастионы Петервардейна… Впрочем, попытаться можно… Дайте мне только время подумать да принесите, если есть, карту Австрии поподробнее.
Леночка встала, вышла из гостиной и чрез минуту вернулась, держа и руках огромную карту Австро-Венгерской империи превосходного Готского издания.
Разложив ее на столе, Сломка внимательно принялся рассматривать карту, по временам бормоча что-то сквозь зубы. Молодая девушка и Гонтран с надеждой смотрели на неказистую фигуру инженера. Настало общее молчание.
— Да! — прорвал его наконец приятель графа, — действительно, обыкновенными способами освободить вашего папа, m-lle, невозможно.
— Как, — вскричала Леночка, — и слезы снова блеснули на ее глазах, — и вы отчаиваетесь спасти моего отца?
Вячеслав сделал энергический жест рукою.
— Позвольте, позвольте! — воскликнул он. — Я сказал только, что вашего папа нельзя выручить обыкновенными способами. Крепки стены Петервардейна, бдительно охраняются его казематы. Даже если бы г. Осипову и удалось вырваться из них, — со стороны суши крепость окружена патрулями и караульными постами, а по Дунаю постоянно шмыгают дозорные на паровых шлюпках… Его непременно схватят…
— Но в таком случае, — сказал Гонтран, — по-твоему, Михаилу Васильевичу нельзя бежать ни сухим путем, ни водою. Что-же остается?
— А воздух? Почему ты думаешь, что этот путь хуже других?
— Шар! — с энтузиазмом вскричал граф. — Да, это мысль гениальная?
— Шар! — негодующим тоном передразнил Гонтрана приятель. — Да что ты поделаешь, позволь спросить со своим шаром? А если, вместо Петервардейна, твой шар спустится где-нибудь в Средиземном море, — тогда что?
— Тогда… — в замешательстве остановился, потупив голову, молодой дипломат.
— Я вам повторяю, — с торжествующим видом сказал г. Сломка, смотря попеременно то на хозяйку, то на приятеля, — что воздух есть единственный путь, которым может спастись г. Осипов.
— Воздух!.. Воздух!.. Слышали мы, что воздух, — нетерпеливо перебил инженера Гонтран, — да как ты полетишь по воздуху?
— Средство есть, и средство верное!..
При этих словах Леночка быстро встала и, схватив обе руки гостя, произнесла дрожащим голосом:
— Ужели это правда? Но нет… Не обманываетесь ли вы пустой надеждою? О, если бы вы могли освободить моего доброго папа!..
— Дорогая Елена Михайловна, — ответил Сломка, — будьте уверены, что я сделаю всё, что могу.
Затем, обратившись к Гонтрану, молодой инженер спросил:
— Готов ли ты на некоторые пожертвования для этой цели?
— Я готов для этого пожертвовать даже жизнью, — пылко отвечал граф.
— Ну, такой жертвы не понадобится, — улыбнулся его приятель.
— Что же нужно?
— Прежде всего добудь себе отпуск.
— Сегодня же вечером еду в посольство и попрошу генерала Шанзи уволить меня на несколько месяцев — отвечал граф. Леночка бросила на жениха взгляд, полный благодарности.
— О, Гонтран! — нежно проговорила она. Молодой дипломат взял ее маленькие ручки и, целуя их, произнёс:
— Что значит это ничтожное пожертвование, лишь бы только мне удалось, благодаря ему, отереть ваши слезы и вызвать улыбку на ваши губки.
Сломка слегка пожал плачами.
— Эти влюблённые, — пробормотал он, — всегда и везде одинаковы. У всех одни и те-же фразы, какие вечно повторяются с самого сотворения Адама и Евы.
— Что ты там ворчишь? — перебил своего приятеля Гонтран.
— Я говорю, что твоего отпуска еще недостаточно, — мне нужны деньги, тысяч пятьдесят.
— Опять-таки сегодня-же вечером я напишу тебе чек на эту сумму, — ответил, не задумываясь, молодой дипломат. Затем он прибавил на ухо Вячеславу:
— Только пожалуйста будь по-экономнее: это все мое состояние.
— Гонтран, — воскликнула, услышав великодушный ответ жениха, Леночка, — я не хочу…
— Дело идет о спасении вашего отца, m-lle, — бесцеремонно перебил ее Сломка.
Молодая девушка покраснела и, потупившись, прошептала:
— Я не хочу, чтобы граф разорялся из-за нас.
— Ах, — с жаром вскричал молодой дипломат, — если бы у меня были миллионы, я и не задумался бы отдать их для спасения отца дорогой для меня особы?
— В таком случае, — холодно отвечал молодой инженер, — г-н Осипов спасен. Завтра мы едем с тобою, Гонтран, в Париж и приготовим там все нужное для освобождения узника.
— А твоя служба?
— К чёрту службу.
— Но я не могу ее оставить одну, — тихо сказал другу граф, знаком указывая на Леночку.
— Ах, эти женщины! — пробормотал с досадой молодой инженер. — Ну, да ладно, оставайся пока здесь, я один поеду и всё приготовлю, а потом приглашу и тебя.
Сказав это, господин Сломка энергично забегал по комнате, отчаянно теребя свои курчавые волосы, — признак, что он был всецело поглощён какой-нибудь идеей. Наконец Гонтран остановил приятеля.
— Но скажи нам, Вячеслав, — обратился к нему молодой дипломат, — что ты намерен делать? В чем заключается твой план?
Инженер остановился.
— Мой план очень прост, — отвечал он, — я уже сказал, что воздух — единственный путь для освобождения профессора Осипова, а так как воздушным шаром нельзя управлять, то нужно построить аппарат, который бы мог плавать в атмосфере по воле воздухоплавателя.
— Значит, тот-же шар, только особого устройства?
— О, далеко нет: я подразумеваю аппарат тяжелее воздуха, не аэростат, а аэроплан.
Граф недоумевающе посмотрел на своего друга.
— Ты не понимаешь меня? — спросил тот. Молодой дипломат с легкой улыбкой взглянул на свою невесту и проговорил:
— Так как Михаила Васильевича здесь нет, то могу откровенно признаться тебе, милый Вячеслав, что я решительный профан во всем, что пахнет наукою… Да, я тебя не понимаю.
— Ну, так и не старайся понять… Ведь ты веришь мне?
— Безусловно.
— Прекрасно. Так я и не буду
