– Лучше уж быть галлюцинацией, чем червивым изнутри. Я… я боюсь тараканов, – произнес он почти жалобно. – И пауков. И червей тоже не жалую… – Он беспомощно оглядывал свое облепленное намертво присохшими повязками тело, словно ожидая увидеть, как нечто шевелится и ползает под кожей. А может, под повязками как раз оно самое и есть – ходы, проделанные личинками… – Охота же тебе было высказывать гипотезу, которую мы не можем проверить! И без того тошно…
– Ага, а сам говорил – предупрежден, значит, вооружен, – припомнила ему Ева, но без всякого язвительного торжества в голосе. Тоска и страх грызли ее изнутри похуже любых червей. – Ладно, давай уже пойдем дальше и будем делать хоть что-нибудь, а то я и впрямь с ума сойду…
Они вышли в коридор, огибавший шахту лифта, и двинулись к следующей двери.
– Между прочим, ты заметила еще одну странность? – спросил Адам. – На таком большом корабле на дверях нигде нет табличек. Конечно, экипаж должен был и так знать, где что, – и все-таки здесь немудрено ошибиться дверью, особенно в кольцевых коридорах.
– Да, – согласилась она, – вряд ли так и было задумано.
Он приблизил лицо к двери, тщательно осмотрел ее с фонариком.
– Как я и думал, табличка была, – констатировал он, – ее следы еще можно различить. Кто-то поотдирал их со всех дверей. Зачем?
– А зачем крушили оборудование?
– Думаешь, чтобы мы не могли вернуться? Ну, уж отсутствие табличек тут мало что дает по сравнению с раскуроченными пультами. Все равно рано или поздно мы обследуем все помещения. Скорее верна моя версия насчет безумной ярости. Или…
– Что – или?
– Или кто-то хотел, чтобы мы разобрались в происходящем как можно позже. Не то чтобы не разобрались вообще – он должен был понимать, что отсутствие надписей на дверях нас не остановит, – но чтобы это произошло как можно позже… Не знаю. Бред. Бессмыслица.
– Может, и не бессмыслица, – возразила Ева. – Чем дольше мы будем разбираться, тем дальше улетим за это время и тем меньше у нас шансов вернуться. А значит, такие шансы все-таки есть!
– Ты сама-то в это веришь? – тяжело вздохнул Адам и взялся за ручку двери. – Ладно, посмотрим, что там.
Ничего хорошего там не оказалось.
Адам услышал за спиной мучительно-сдавленный горловой звук и понял, что это. Он уже сам оказывался в этом положении: желудок Евы скрутило рвотным спазмом, но изо рта у нее не вышло ничего, кроме этого звука.
В этой комнате горел свет, и даже достаточно ярко. Здесь не было ни приборов, ни мебели, если не считать останков растерзанного в клочья стула на полу. Помещение было полукруглым в плане. Его вогнутая стена, противоположная входу, как догадался Адам, представляла собой панорамный экран, сделанный по той же технологии, что и карта в рубке. Вероятно, это помещение было гибридом библиотеки и кинозала; наверняка в то время, когда все здесь работало, доступ к информационным ресурсам корабля можно было получить и из других мест, но именно здесь условия для просмотра были наиболее комфортными. Щель в стене слева, из которой торчали мятые белые лохмотья, сейчас ассоциировалась скорее с отверстием для туалетной бумаги, но на самом деле здесь, очевидно, можно было получить распечатку необходимых данных. Никаких панелей управления нигде видно не было – видимо, здесь использовался голосовой или еще какой-то бесконтактный интерфейс.
Но на все эти технические подробности Адам и Ева обратили внимание не сразу. В первый миг в глаза им бросились многочисленные кляксы крови, испятнавшие экран и боковые стены – кое-где вместе с кровью к стенам присохли какие-то белесые комочки, – и скорчившийся труп на полу под экраном. Это был мужчина; на нем были трусы и ботинки, но больше никакой одежды. Его голова превратилась в бурое месиво, где между клочьями слипшихся от крови волос торчали острые обломки костей, доходившие максимум до висков; вся верхняя часть черепа была размозжена полностью, а покрывавшая ее кожа разорвана, и растерзанный мозг наполовину вытек на пол из этой жуткой дыры. На полу возле повернутой набок головы лежали полукруглыми слизистыми каплями и оба выбитых глаза; ниточки нервов еще тянулись от них в расколотые глазницы.
Пальцы мертвеца покрывала бурая корка засохшей крови… и, кажется, не только крови. А прямо над ним по экрану наискось протянулась очередная надпись. Буквы были кривые, разной величины, наползали друг на друга и вообще выглядели так, словно их писал сильно пьяный человек, страдавший к тому же болезнью Паркинсона. Во многих местах к ним прилипли белесые комочки и волосы. Но все же написанное можно было прочитать.
– ТЬМАМИКРОКОМ=МАК, – разобрал Адам. – Боже… кажется, это написано его мозгом.
– В каком смысле? – Ева еще чувствовала дурноту, но уже могла говорить.
– В прямом. Он расколошматил себе голову о стены… или ему помогли это сделать… а потом некто, окуная палец в разбитый череп, как в чернильницу…
– Думаю, никто ему не помогал, – возразила Ева с дрожью в голосе. – Он сделал все сам, и надпись тоже. Поэтому она такая кривая.
– Неужели человек в таком состоянии еще способен писать? С каждой буквой выковыривая из своих мозгов по куску?
– Человеческий мозг обладает очень большим запасом надежности, – откуда-то эта информация всплыла в памяти Евы. – Может погибнуть целое полушарие, а личность все еще будет сохраняться, и даже без значительного ущерба, хотя и могут быть утрачены отдельные умения или понятия…
– Тут, очевидно, ущерб был. Может, когда он начинал писать, то и имел в виду что-то осмысленное, но к концу скатился в полный бред.
– По-моему, это не бред, – покачала головой Ева, прислушиваясь к своим неуверенным воспоминаниям. – Тьма… микроком… мне кажется, это значит «микрокосм». Микрокосм равен макрокосму – вот что он пытался написать. Когда-то давно я слышала эту фразу… но не могу вспомнить, что она означает.
– Что-то средневековое, – припомнил Адам. – Кажется, представление алхимиков о том, что человеческая природа тождественна природе вселенной. Только они это понимали не в том смысле, что законы физики едины для всех, а более буквально и примитивно, ну и всякую мистику вокруг этого накручивали… Вот ведь черт! Как устроен звездолет – не помню, даже имени своего не помню, а всякую бесполезную чушь…
– Он, похоже, не считал ее бесполезной, – тихо произнесла Ева.
– Ну, ему она точно не помогла, – фыркнул Адам. – Ладно, к вопросу о пользе… – Он двинулся к трупу. Ева оставалась на пороге.
– Что ты хочешь делать? – спросила она.
– Во-первых, снять с него ботинки… Поделим по-братски? Тебе левый, мне правый?
