Но потом я вспомнил, как немного осталось нас, чистых, беспримесных русаков, как отважны были наши деды и отцы, сражавшиеся с разной сволочью за национальный суверенитет и единое экономическое пространство, и устыдился.
— Пресвятая Нанотехнология, спаси нас! — услышал я бормотание Горемыки за спиной.
Бежал, значит, следом, не сдрейфил.
Собственный позорный страх показался мне еще более постыдным и я, сам себе удивляясь, вдруг решительно сказал, указывая на следы:
— Пойдем за драконами, Семен. Нельзя упускать такой случай. Они ведь сейчас удерут — поминай как звали. А завалим хотя бы одного — навечно героями станем! Песню про нас напишут, как про Панфила Матросова…
Семен вытаращил на меня свои погрустневшие глазки и задумчиво поправил дубину за поясом:
— Четыре дракона, Стрелок! Хоть режь меня, не пойду. И вообще, мне на пост возвращаться надо.
Я вскипел от нахлынувшей ярости, вскинул винтовку на уровень глаз и спустил предохранитель:
— Ты пойдешь со мной убивать драконов, Семен Горемыка!
Семен коротко всхлипнул и кивнул. Он меня знает — я своего всегда добиваюсь. В свое время Семен в этом убедился, когда однажды в мое дежурство вдруг заартачился, отказываясь чистить общественный нужник. Был, помнится, бит кроваво, потом ходил жаловаться старосте, но на разборе в Каноничном трибунале батюшки приняли мою сторону и еще Горемыке плетей всыпали.
Я показал ему дулом винтовки направление пути, и он послушно побрел по тропе из двойных драконьих следов, спотыкаясь через каждые пять шагов и едва слышно постанывая от жалости к себе.
Мы прошли около часа в сгущающихся сумерках, и лес закончился там, где ему и полагалось заканчиваться — у Пулковской пустоши. Бетонные поля от горизонта до горизонта поросли серой жилистой травой; такого же цвета было сейчас и небо. Наступали времена Полярных Знамений Величия Земли Русской, превращающих ночь в день на страх всем врагам.
На сером безрадостном фоне высветилась россыпь огоньков, и мы с Горемыкой хором крикнули:
— Вот они!
Правда, Горемыка тут же сел на бетонку, наотрез отказываясь двигаться дальше, а меня, напротив, буквально распирало от желания бежать вперед, догонять ненавистного врага и поражать его меткими выстрелами.
Я, не глядя, крепко ухватил ворот горемыкинского камзола и потащил упирающегося воина за собой. Горемыка скулил, но, проехав пару метров по бетону мордой вниз, все-таки привстал и потом уже семенил на своих ногах, лишь направляемый моей твердой рукой.
Я и сам не осознавал поначалу, зачем тащу с собой этого труса, но потом в самой глубине моего сознания явилось понимание: мне был нужен свидетель моего героизма. Кто расскажет современникам и потомкам о подвиге Стрелка из Деревни, в одиночку завалившего сразу четырех драконов?
Мы почти пробежали два бетонных поля подряд, когда огни, исходящие от драконов, вдруг замерли на месте. Тогда я сжалился над Горемыкой и велел ему залечь на поле, направив Наблюдателя на обереге на меня.
Семен аж завизжал от радости, что ему не придется погибать в пасти драконов, а доведется лишь посмотреть, как это получится у меня.
А я пошел на свой подвиг, расправив плечи и небрежно помахивая винтовкой, как будто мне было совсем не страшно. Да и не было мне страшно, если честно — так, чуть холодило грудь предчувствие бесшабашной драки, в которой я, наверное, выйду победителем. Люблю я подраться, а уж за Родину сам бог велел буцкаться как следует.
Огни драконов вдруг разделились: большая часть быстро понеслась вперед, к серому горизонту, а несколько маленьких огоньков замерли через поле от меня.
Я облегченно выдохнул: конечно, я был готов и к битве со всеми драконами сразу, но победить для начала хотя бы одного отставшего от стада дракона тоже было бы неплохо.
Я принюхался и стал заходить на отставшего дракона крутом, против ветра. На самом краю поля мне пришлось лечь, и дальше я уже только полз, стараясь потише дышать и не стучать винтовкой по бетону.
Отставший дракон стоял посреди поля с поджатой лапой, а вокруг суетились два демона. Демонов я сразу узнал по картинкам из Большой Православной Энциклопедии — там им отводилась целая глава. Главная опасность демонов, как объясняли наши ученые, это общая аморальность их поступков и бесчеловечность мотивов. Демоны ловко сбивают простых людей с толку, особенно если у этих людей короткий горизонт целеполагания, а у общества в целом отсутствует стратегия инновационного развития.
Я, конечно, не все понял в той главе, но ее каждый русак в школе все равно учит наизусть, так что ответить на вопрос «Кто такие демоны?» можно и без особого понимания их гнилой конфедератской сущности.
Когда до дракона осталось не больше пятидесяти шагов, я перестал ползти, привстал на четвереньки и взвел винтовку, стараясь попасть обоими щелчками в рваный ритм перестука, затеянного демонами.
Демоны меня не учуяли, и я, мягко спустив предохранитель, начал выцеливать первую жертву.
Один из демонов был много крупнее второго, и я решил стрелять сначала в него, чтоб потом добить подранка дубинкой. Дубинка у меня за поясом была непростая, с особым нанотехнологическим покрытием, оберегающим от сглаза еретических эманаций и способствующим успешной охоте.
Но дубинка не пригодилась — едва пулька со смачным шлепком впечаталась в правый глаз большого демона, как тот плашмя упал оземь, словно вилами проткнутый. Я даже встал в полный рост от изумления — первый раз видел, чтоб такого крупного зверя с первого выстрела напрочь валило. В мозг я ему попал, что ли?
Да вот есть ли у демонов мозг? Конфедератская нежить вроде без него обходится.
Мелкий демон пугливо взвизгнул и замер возле дракона в глупой надежде спрятаться от моей карающей дубинки.
Я расправил плечи и пошел к дракону неспешной развязной походкой, какой у нас в Деревне ходят парни по воскресеньям возле церкви. Я уже ничего не опасался. Какие же они жалкие и ничтожные, эти европейские демоны.
Это было ошибкой. Я успел пройти шагов двадцать до самого дракона и даже почувствовать жар его остывающего тела, когда мелкий демон вдруг снова взвизгнул, ловко сбросил с себя кожу и напрыгнул на меня так неожиданно, как прыгают жабы в пруду, если резко спугнуть.
Правая рука у меня была занята винтовкой, и, пока я раздумывал, как верней поступить — швырнуть винтовку на землю и оторвать впившегося в меня демона обеими руками или оставить при себе верное оружие и отжать врага винтовочным стволом — демон впился в мои губы и сладостно застонал.
Что на меня нашло, я так тогда и не понял, но я вдруг тоже прильнул горячими губами к бесовскому отродью и податливо осел на траву. В голове вдруг зазвучало Покаяние блудного отрока, но эту молитву я в школе выучил плохо, и было понятно, почему она мне теперь не помогла.
