— Примус, ты с какого дерева упал? — удивился начальник районного уголовного розыска Леня Кудашов. — Там же заведующая отделением Любовь Николаевна Кучкина. А ты знаешь, кто у нее папа?
Папа Кучкиной был заместителем губернатора. При таком козыре Примус и сам бы кинулся регистрировать материал и вносить его в сводку.
— А что украли-то? — смиряясь с положением дел, поинтересовался он.
— А ничего, — сказал начальник уголовного розыска. — Пачку историй болезней уперли, а больше там и брать нечего. Слышь, Примус, представляешь, у них там комнатка есть, так и называется «мастурбационная». Я заглянул, все там чин по чину, диванчик удобный, на стене портрет Алки Пугачевой, на столике журнальчики соответствующие, занавесочки веселенькие — интим, в общем.
— Гонишь? — постарался не поддаться Евграфов.
— Зуб даю! — ухмыльнулся Кудашов.
— А Алка на фига?
— Значит, есть люди, которые на нее западают.
— Слушай, но если ничего ценного не украли, зачем вы материал регистрировали? — спросил Евграфов.
— Что я себе враг? — удивился начальник розыска. — Там вою было! Она же сама приезжала. А так у нас все чин по чину: материальчик собран, зарегистрирован, по сводке прошел, а там мы его по малозначимости откажем, и хрен кто прикопается. Усек, Васек?
— Слушай, — Примус бросил материал на стол. — В отделении мужик один работал, Медник его фамилия. Его вчера дома грохнули. С ним это не связано?
— Как это не связано? — немедленно отреагировал начальник розыска. — Это ведь в его кабинет и залезли. Он там кабинет андрологии возглавлял, если я правильно запомнил название. Так что, материал заберете?
— Нет уж, — сказал Примус злорадно. — Ты его регистрировал, ты и отказной гондоби. А мы для себя на всякий случай ксерокопии снимем. Усек, Васек?
Кудашов поскучнел.
— Ладно, — сказал он. — Копируй.
— Вы хоть установили, чьи истории болезней уперли?
— Установи их, — вздохнул Кудашов. — Журнал регистрации тоже утащили.
— А чего-нибудь интересного на рабочем месте Медника не нашли? — Примус работал с ксероксом, словно всю жизнь в канцелярии провел. Пачка листов рядом с ксероксом росла.
— Нашли, — сказал Кудашев. — Два интимных журнальчика. Потом оказалось, что их по линии Минздрава рассылают. Во жизнь пошла! Государство заботится!
* * *
Хорошо, когда ты на машине. Никогда бы безлошадному оперуполномоченному не успеть выполнить тот объем работы, который успел в этот день сделать Примус, прежде чем предстал перед глазами начальства.
— Ну? — спросил Нечаев.
Он только что вернулся с заслушивания, где обсуждалось соблюдение режима секретности в убойном отделе. Поводом к тому послужили документы с грифом «секретно», оставленные в верхнем ящике стола оперуполномоченным Хрипуновым и обнаруженные бдительным инспектором штаба, чтоб ему всю жизнь инструкцию по обеспечению режима секретности читать! Ничего хорошего на заслушивании не было, единственным утешением оказался тот факт, что дисциплинарного взыскания на Нечаева не наложили, а дали две недели на устранение отмеченных в справке штаба недостатков. Нашли ему занятие, вместо сплава по реке и ловли медных медленных линей в затонах!
— Был на похоронах, — доложил Примус. — Хорошо нашего клиента хоронили, речи прочувствованные произносили, поминки с сервелатом и малосольными огурчиками…
— Причастился? — хмуро глянул на него Нечаев.
— Исключительно в интересах дела, — развел руками Примус. — Все в исключительно хвалебных интонациях. Правда, один типчик, извиняюсь, в туалете сказал, что слишком наш покойный деньги любил. Потому, мол, и из института ушел, не захотел чистой наукой за гроши заниматься.
— И кто это сказал?
— Пока не знаю, — повинился Примус. — Но я его срисовал. Он точно из института, я его там найду, внешность у него запоминающаяся — толстогубый мужик, как Роберт Рождественский, а брови заставляют о Брежневе вспомнить. С такими приметами я его запросто найду.
— Ещё что?
— Зямин наш характеризуется положительно. Женат, двое детей, работает старшим научным сотрудником, одно время в лаборатории Медника трудился, пока ее за бесперспективностью работ не разогнали. Все говорят, что спокойный мужик, мухи не обидит, а чтобы с ножиком на человека кидаться — это вообще даже представить нельзя.
— Это я и сам понял, — кивнул Нечаев. — Короче, Коля, мне еще на совещание в УВД ехать. Как им не надоест заседать по три-четыре раза в день, и все по пустым вопросам.
— «Прозаседавшиеся», — охотно согласился Примус, — говоря словами великого поэта — вот бы еще одно заседание по искоренению всех заседаний.
— Балагур! — проворчал Нечаев. — Вот повзрослеешь немного, займешь кресло начальника, поймешь, каково это — кроссворды на коллегии разгадывать, каждую минуту ожидая, что тебя поднимут и потребуют к отчету.
— Будем расти, — согласился Примус. — Еще я по проникновению в отделение гинекологии заехал. Так вот, Иваныч, ты как в воду смотрел, именно в кабинет Медника и залезли. Разжились воры там негусто. Всего шесть историй болезней взяли. Какие именно, пока непонятно — они и журнал регистрации с собой утащили. Но! — Примус с довольным видом поднял палец, явно радуясь своей сообразительности, — одного они не учли: все назначенные процедуры или предполагаемые анализы записываются на бумажечке и передаются дежурной сестре, а та вносит их в суточную ведомость. С указанием фамилий, естественно. Ну, нам, значит, остается только сличить их с теми историями болезней, которые остались, и эмпирическим путем вычислить искомые.
— Умный ты очень, Коля, — вздохнул Нечаев. — Эмпирическим… искомое… Сделал?
— Старшей сестры не было, — сказал Примус. — Она отпросилась, а папка с ведомостями у нее. Так я на завтра договорился. Говорят, очень милая женщина.
— Так, — сообразил Нечаев. — Значит, в больнице ты тоже побывал? Это хорошо. И чем наш потерпевший там занимался?
— Возглавлял кабинет контроля над репродуктивными функциями, — с удовольствием сказал Примус. — А заодно обучал правильным методам мастурбации. Похоже, еще тот специалист был! А еще он отвечал за искусственное оплодотворение, имеется в больнице такое направление.
— Это еще на кой дьявол? — удивился начальник убойного отдела. — Ну, я понимаю, встретились двое, то там, се, со взаимным удовольствием, точка, точка, огуречик, вот и вышел человечек. А искусственным путем, в пипетке, скажем, смысл-то какой?
— Это вы, товарищ начальник, от медицинской безграмотности, — нахально объявил Примус. — Ведь еще бывают случаи, когда огуречик не работает или, скажем, у семейной пары все хорошо, ну просто прекрасно, а с детьми, как ни бьются, ничего не получается. Хоть в две смены по-стахановски работай! Вот тут-то специалисты посильную помощь и оказывают.
