— Что уставился? Заходи. Видишь, с твоим дружком произошла неприятность. Он, кажется, с кровати упал? Так ведь, Тарус?
Клее двинулся вперед.
Сейчас облака расступились, и капитан, стоя перед главным монитором, мог видеть лик планеты. Сплошная пустыня.
Если через пару дней ситуация не прояснится, он отдаст приказ ее уничтожить. Подобные приказы отдаются не так уж часто: за свою жизнь ему случалось делать это лишь однажды. Но тогда не было другого выхода. Сейчас, кажется, тоже не будет…
Какое-то движение, тень его, будто бы скользнуло по пустыне. Карпур тут же дал максимальное увеличение — но ничего не увидел. Только бег отдельных облаков над бескрайней равниной.
Он опустился в кресло. Нервы шалят? Или что-то действительно там было?
Если даже так — скорее всего, это проделки ветра. Ветра, щебня и песка.
Прежде все было ясно. Враг, мишень… Всегда находилось что-то, во что можно стрелять.
А самая неразрешимая проблема сейчас — почему сразу двое из его бойцов… притом ведь отнюдь не худших бойцов…
И что теперь с ними делать? Энцефалокоррекция? Поздно: надо было сразу, едва лишь они стали на этот свой путь… Что, кстати, за путь? Неважно — все равно он идет поперек приказов.
Значит — ликвидация.
…Нет, на этот раз движение ему не почудилось. И это — «телесное» движение, не песок ветром гонит.
Шестым, двадцатым чувством Карпур ощутил: сейчас Враг нанесет удар. Но нигде не было Врага.
Или…
Да, по пустыне скользнула тень. Потом — еще одна.
Дьявол, да что же это творится с детекторами движения, отключились они, что ли? И что случилось с вахтенной сменой у резервных мониторов? Неужели надежда только на собственные глаза и руки?!
Ну, глаза и руки не подведут…
Энергоразряд с шипением прошил атмосферу — и пустыня под ним словно вскипела. Прямо из ее гладкой шкуры ползли, дыбясь, вершины холмов (пусковых шахт?); недра их распахивались, и выныривающие оттуда бронированные гиганты (существа? боевые машины?), отрываясь от земли, сразу устремлялись к кораблю…
Он стрелял. Он включил сирену тревоги, которая тоже почему-то не сработала автоматически. И он вскрикнул, когда один из объектов, пораженный бронебойным разрядом, вдруг взорвался прямо перед экраном, словно перед самым лицом.
Горан продержался против Клеса не дольше, чем Тарус. Через несколько секунд он уже лежал на полу.
Виллар, похоже, не сомневался в результате. Настолько, что даже позабыл о Тарусе. Не совсем — но достаточно, чтобы проглядеть его бросок.
Он еще только поворачивался, а Тарус уже стоял у оружейного шкафа. И малый разрядник был у него в руке.
— Отпустить! — скомандовал он, наведя ствол на Клеса.
Да, об оружии они не подумали. Но ведь и Тарус о нем до этой минуты не думал: здесь, во внутреннем пространстве корабля, на оружие распространялось полное табу.
— Отойди к стене. И ты тоже. Или мне придется стрелять.
Клее расцепил руки. Встал. И медленно пошел — не к стене, а на Таруса.
— Стрелять? Да, теперь тебе придется стрелять, цыпленок. Вот сюда, — он картинно приложил руку к левой стороне груди. — Или…
Сирена. Сирена боевой тревоги. Все четверо разом замерли, на миг забыв о вражде. Но система оповещения молчала. А ведь никогда не бывало так: капитан всегда отдавал приказ по боевому распорядку на корабле сразу после сигнала тревоги… а чаще — еще до объявления общей тревоги…
В любом случае не настолько они перестали быть врагами, чтобы эти двое могли просто броситься по своим местам (в конце концов, боевой распорядок действует и без капитанских уточнений), а Тарус столь же просто позволил им это сделать. Или все-таки…
Оказалось — не «или». А еще оказалось, что слишком много внимания он отдал Клесу, позабыв о втором.
Бросок. Удар по руке. Выбитый разрядник летит на пол — и через секунду вслед за ним валятся сцепившиеся в ближней схватке десантники, причем Виллар оказывается наверху.
— Давай, Клее!
И тот подхватил оружие. А поскольку рядом с ним сейчас поднимался на ноги Горан, то направил ствол на него. И тут же нажал на спуск.
Прежде чем упасть, Горан замер на полудвижении, словно изумленный тем, что произошло. Грудь его превратилась в сплошную рану.
Тарус вскрикнул, будто разряд пробил его самого. Одновременно с этим по сети оповещения донесся почти такой же вскрик: не команда, а именно возглас, короткий и яростный. Голос капитана.
Словно и его в этот миг насквозь пробил разряд…
Невероятным усилием Тарус перебросил Горана через себя. И тут крейсер тряхнуло по-настоящему — так, будто сразу несколько орудийных разрядов прошли через его броню.
Он захлопнул за собой люк скафандрового отсека.
Как он попал сюда? Этот участок пути стерся из памяти. Вот он прихрамывает сейчас, но следствие это той схватки или его зацепило уже после, в одном из корабельных коридоров?
Он знал, что творится сейчас в этих коридорах.
Скафандровый отсек защищен лучше многих. Даже если случайный разряд ударит в створку люка — то, пожалуй…
Осознанно, объединяя усилия, никто сейчас не будет взламывать люк. А когда минует вспышка самоистребительного безумия — наверное, и некому будет.
У их предшественников — точно некому было.
Тарус судорожно втянул в себя воздух. И тут же подумал, что кислорода в отсеке может и не хватить надолго — особенно если центральная система воздухоснабжения вскоре откажет. А она откажет.
Он расслабил мускулы и приготовился к длительному ожиданию.
…Он бежит, бежит изо всех сил, а стадо цвильтеров (что им надо? они же травоядные — только что паслись себе мирно на краю дальнего поля), громко топоча и щелкая роговыми захватниками, гонится за ним. Сколько ему лет сейчас? Не вспомнить. Он маленький. Над ним — небо родной планеты, два ее солнца. Перед ним — машинный лагерь, там роботы, туда надо успеть, цвильтеры ведь остерегаются машин…
Как видно, не все. Он успел спрятаться за роботами, но один из цвильтеров, свирепо щелкая, преследовал его и в пределах лагеря. Он подхватил с земли обломок какого-то рычага, замахнулся, но захватники с лязгом сомкнулись на стали и вырвали из мальчишеских рук импровизированное оружие.
А потом цвильтер упал — раньше, чем мальчик услышал выстрел. Он лежал на земле, совсем не страшный, не очень большой, и розовая жидкость струилась по его короткой шерсти.
Отец стоял у ограды с дымящейся винтовкой в руках, что-то кричал («…Цел? Ты цел?»), и лицо его искажала тревога — но Тарус не слышал его. Он потрясенно смотрел на лежащего перед ним зверя — такого маленького, такого нестрашного… такого неживого…
