- Бой! - еще раз рявкнул распорядитель.
Бритоголовый слегка пожал плечами, нахмурился и, подобравшись и выставив перед собой левую руку, подскочил к Владу. И в тот момент, когда он замахнулся для удара, Влад стремительно выбросил вперед ногу, целясь точно в середину черной набедренной повязки противника.
Он уже почти почувствовал момент соприкосновения собственной ноги с чужим телом, но вышло совсем не так, как он задумал. Бритоголовый каким-то неуловимым молниеносным движением увернулся от удара, Влада по инерции понесло вперед, перед глазами его мелькнул, стремительно приближаясь, крепко сжатый кулак, оплетенный черными ремнями, - и в голове что-то взорвалось с ослепительной болезненной вспышкой, а потом со всех сторон обрушилась темнота...
...Медленно, с трудом, сквозь боль вспомнилось, что бурлящий поток с размаху бросил его лицом на фонарный столб. Надо было выбираться из этого потока, карабкаться на столб, к спасению, но тело не слушалось его, тело было не более чем тряпкой, выброшенной за ненадобностью кем-то из тех, кто успел спастись.
Нужно было попытаться открыть глаза...
Он изнутри провел языком по саднящим губам, ощутил знакомый вкус собственной крови и открыл глаза.
То, что простиралось над его головой, не было похоже на небо. И яркий свет не имел ничего общего с обычным дневным светом. Две фигуры возвышались над ним: одна багровая, с чем-то сверкающим в руке, другая почти обнаженная, с черной полосой ткани на бедрах. И ни потока, ни фонарного столба. Откуда-то издалека пробивались в переполненную болью голову свист и крики.
Он смог, наконец, с усилием оторвать затылок от чего-то мягкого - но только на мгновение. Нечто непонятное выжало все силы из его тела. Он опять закрыл глаза, постарался сосредоточиться и наконец-то более-менее пришел в себя. И узнал распорядителя и своего бритоголового противника. И сообразил, где находится.
Распорядитель, поджав губы, укоризненно качал головой. У бритоголового были злые глаза. Влад вновь приподнялся, и тут бритоголовый шумно, с силой всосал носом воздух и, наклонившись, плюнул ему в лицо. Потом протянул оплетенные ремнями руки и рывком сдернул с Влада трусы до самых коленей. И смачно плюнул еще раз. Все вокруг содрогнулось от хохота.
- Убирайся отсюда! - прорычал распорядитель, нависая над Владом. Убирайся, пока не вытащили за ноги. По правилам нужно драться!
Влад ладонью вытер плевок, кое-как натянул трусы, поднялся и, пошатываясь и ничего не видя перед собой, поплелся к барьеру. Кто-то сунул ему в руки тунику, и он бездумно забросил ее на плечо. На трибунах продолжали свистеть, хохотать и топать ногами. У него было сейчас только одно желание: как можно быстрее добраться до туннеля, как можно быстрее уйти отсюда, от этого улюлюкания, от этого беспредельного унижения - но одеревеневшие ноги плохо слушались его.
Задев плечо, мимо пролетела сандалия, оставленная им на арене, другая шлепнула его по спине. Он не стал их подбирать. Он добрел, наконец, до ведущего под трибуну, к выходу из амфитеатра, туннеля и, сорвав с рук ремни и отшвырнув их к стене, скрылся от веселящейся толпы в его прохладной пустоте.
На площади перед амфитеатром было безлюдно. Надев тунику, Влад побрел по выложенным в шахматном порядке черным и белым плитам, то и дело сплевывая кровь, сочащуюся из разбитых губ. В ушах у него все еще тихо звенело, ныла челюсть, наткнувшаяся на встречный удар бритоголового, и вообще что-то не в порядке было с головой, словно набитой жесткой ватой; к тому же вновь начала болеть ступня. Он чувствовал себя опозоренным и несчастным, кожу на лице, казалось, стянуло от высохших чужих липких плевков; он постоянно ощущал эти плевки и ему захотелось немедленно умыться, смыть с себя плевки и перенесенное унижение. Ускоряя шаг, он миновал обрамляющие площадь скульптурные группы, свернул за угол и, прихрамывая, направился к украшенному колоннами входу в общественные бани.
Высокие сводчатые переходы и залы бань тоже были на удивление пустынны. Влад шел вдоль украшенных лепкой и разноцветной мозаикой стен, мимо гладких колонн и статуй обнаженных атлетов, провожавших его слепыми взглядами. Так никого и не встретив, он миновал скрытый клубящимся паром горячий бассейн и вошел в распахнутые высокие двери теплого бассейна. Там, как и везде, было безлюдно и ни единый всплеск не нарушал неподвижности прозрачной воды в выложенном белым мрамором резервуаре.
Влад не стал размышлять о том, почему вокруг никого нет. Ему не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать. И такое чувство было ему уже знакомо. Горько было на душе, горько и тоскливо, еще более горько, тоскливо и тошно, чем утром этого бесконечного дня...
Он сбросил на пол тунику и трусы, подошел к нише, заставленной горшочками с благовонными мазями. Достал оттуда длинную жесткую мочалку и мыло и по ступенькам спустился в теплую воду. Положил мыло на выступ вздымающейся из воды колонны, прополоскал рот. Намылил мочалку и начал с ожесточением тереть лицо, словно стремясь дочиста содрать оплеванную опоганенную кожу.
Потом, несколько раз окунувшись с головой, Влад вылез из бассейна, взял с полки простыню и завернулся в нее. Устроился на ступеньках, ведущих в бассейн, и, обхватив руками колени, начал думать о том, кому и зачем нужно было затевать этот непредусмотренный бой в амфитеатре, кому и зачем нужно было выставлять на посмешище его, Влада; его, не сделавшего никому ничего плохого. Голова соображала все еще туго, а может и ни при чем тут вовсе была голова... в общем, он не нашел не только ответа, но даже намека на ответ: случившееся с ним в амфитеатре было совершенно необъяснимым.
Единственное, до чего он додумался, - это до того, что ему нужно поговорить с распорядителем боев. Влад не был с ним знаком, никогда не имел с ним никаких дел и никаким образом не мог ни намеренно, ни случайно чем-то насолить распорядителю. Распорядитель действовал по чьему-то указанию. Распорядитель знал, кого выбирать, знал имя того, кого выбирает. Нужно было поговорить с распорядителем.
Только не сегодня, решил Влад. На сегодня уже хватит. Завтра.
Если, конечно, распорядитель захочет разговаривать...
Так он и сидел в одиночестве, не замечая, как утекает время, и невидящим взглядом уставившись в неподвижную прозрачную гладь. Тишину этих пустынных помещений нарушал только отдаленный шум воды в трубах, ведущих к горячим подземным источникам. И когда над его головой раздался голос, он вздрогнул от неожиданности.
- Я так и знала, что найду тебя здесь, - сказала Дилия и, прошелестев подолом тонкого розового платья, опустилась на ступеньку рядом с ним.
