- Гей, робяты! - зову я во тьме.
- Здесь мы, батько - рядом...
В голове гудят колокола - нас встречает Астрахань многоголосым и всё усиливающимся шумом.
* * *
После почти двухлетнего персидского похода мы вошли в Астрахань 21 августа 1669 года.
Мои струги и струги сопровождавшего нас князя Львова крепостные стены встретили пушечным боем - стрельцы не жалели зелья. Завидев нас, они дружно закричали:
- Слава атаману-батюшке, Степану Тимофеевичу!
- Вот ужо он потолкует с боярами и приказчиками! - говорили в толпе.
- У казаков разговор короткий - каменья за пазуху и в омут!
- ...Патриаршие и государёвы струги разграбил, а людей боярских посёк, как уходили в Персию.
- ...На Яике голову старосте отрубили и стрельцов посекли.
- Многих наших православных из басурманской неволи освободил.
- Так и надо шахам да ханам!
- Погоди, не зря вернулись - скоро и до наших доберётся!
- ...а в царской грамоте милость и прощение - государь к себе на службу зовёт!
- Конечно - сокол донской не чета царским воеводам!
- Смотрите - вон он!
- Смотрите!
Князь Львов добродушно смотрит на меня. Высокий, статный воевода с чёрными усами и коротко стриженой бородой. На плечах мой подарок - богатая соболья шуба.
- Видишь, как тебя встречают, атаман?! Герой!
- Хороша встреча! - соглашаюсь я и низко кланяюсь столпившимся на берегу людям.
Нарастает их приветственный крик:
- Слава атаману Степану Тимофеевичу!!! Слава!!!
- В другой раз зайду - станем под городом, - говорю я воеводе.
Князь Львов что-то порывается сказать, но я его останавливаю: - Скоро приду, и обо всём потолкуем - и про грамоту, и про пушки, и про полонянников.
- И аргамаков, что в подарок государю везли, - вставляет воевода и улыбается, обнажая здоровые, крепкие зубы.
- И про аргамаков, - соглашаюсь я. - А пока дозволь, князь-воевода, моим казачкам вход в город. Товара у них много, пусть торгуют - твои купцы будут довольны.
- Пусть отдохнут, погуляют, - соглашается князь, - кабаки государёвы сидят без уловной деньги.
Я смеюсь:
- До этого мои робята всегда были охочи.
Струги Львова поворачивают к Астрахани - мы идём дальше.
- Нечего нам торопиться, - говорю я Якушке Гаврилову и Фролу Минаеву, пусть бояре посидят да подумают, чего ещё от Разина можно ожидать. Пусть напугаются.
Есаулы смеются:
- Ладная встреча, батька - ждали нас!
- Вот и закончился поход за зипунами, - вздыхает Минаев и сдвигает на затылок красную запорожскую шапку.
- Да новый начинается! - подмигиваю я своим есаулам. - В город пойдёте, присматривайтесь - может, скоро вернуться придётся.
- Поговорим с голутвенными да стрельцами, - кивает головой Гаврилов. Ведь не зря они нас так встречают. Устроим им Яик-городок!
В город я вошёл через несколько дней - сошёл со струга по алой ковровой дорожке в окружении верных есаулов. За эти дни они успели узнать город и тайные думы посадских и стрельцов.
- Батька! - шептал мне в шатре Иван Черноярец. - Ждут тебя там предлагают пошарпать бояр да купчишек. Среди стрельцов смута - жалованья давно не получают, а князь Прозоровский лютует. Ярыжники его ненавидят и стрельцы тоже. То же самое и в Царицыне. Говорят - придёте, откроем ворота и сдадим город, пойдём с вами против бояр и воевод. Люди дождались тебя, атаман - поквитаться хотят, зовут тебя и пойдут за тобой.
- Большое дело затеваем, Иван - не боишься на плаху?!
- Батька, да за тобой - хоть к чертям в ад! Серёга Кривой одобрил бы такое дело!
- Кривой? Давай, Ваня, помянем его - открывай бочонок, ставь кубки.
Черноярец покосился на вторую половину шатра - там, на ковре, за прозрачной занавеской сидела Юлдус, моя персиянка. Леско Черкашенин сделал ей куклу, и она с ней весь день играла.
У входа в шатёр послышались голоса.
- Вот и гости! - усмехнулся я. - Должно быть, опять князь Львов кличет.
Полог шатра откинулся и снаружи просунулась остроносая, с тёмной щёткой усов, голова Василия Уса.
- Здорово, атаман - привет тебе привёз с Дона и охочих до бояр казаков.
- Вот это гость! - воскликнул я, вскакивая и хватая лихого атамана в объятия...
На следующий день я посетил город. Рядом, оттирая толпу тугими плечами, шли Василий Ус, Фёдор Шелудяк, Иван Черноярец, Леско Черкашенин. Все в разукрашенных, богатых, золотых кафтанах, в лёгких алых чадыгах. У Ивана Черноярца в левом ухе блестит крупный изумруд. Сабли разукрашены драгоценными каменьями, ножны покрыты золотом.
Вокруг нас толпились чёрные люди - ярыжники, учужники и другая голь перекатная. По толпе вслед за нами шёл ропот.
- Отец-избавитель наш идёт!
- Атаманушко-заступник!
Я поклонился:
- Как живёте, люди добрые?
- Глухо живём, батюшко! - закричал ярыжник с впалой грудью. - Нет управы на наших бояр и приказчиков!
- Соки выпили, жилы повытягивали! - заголосила толпа.
Фёдор Шелудяк да Леско Черкашенин раскрыли ларец и стали раздавать деньги в протянутые, изъеденные язвами да мозолями руки.
- Спасибо, батюшко!
- Защиты просим, каждый день видим батоги от воеводы Прозоровского.
- Лютует, зверь...
- Знать, ничего не изменилось, люди добрые? - нахмурился я. - Вволю кормят вас батогами и ослопьем, морят голодом.
- Истина твоя, Степан Тимофеевич. На тебя надея - только ты можешь навести порядок!
- А вы?! - грозно вопросил я.
- А мы, атаманушко, поможем тебе, город откроем! - раздались крики.
- Что ж - ждите, скоро приду.
- Скажи, атаман, - из толпы вынырнул молодой оборванец, у которого на лице, измазанном сажей, блестели яркими венисами глаза, - а правда, что твои казачки Царицын уже взяли?
- Царицын взяли?! - за моей спиной громко рассмеялся Василий Ус.
- Не ведаю - может взяли, может, скоро возьмут, - ответил я.
- Тогда возьми и меня в казаки?! - на чумазом лице заблестели белые зубы.
- Леско, дай ему денег на зипун и саблю! Приходи к нам в лагерь, будешь казаком, - я хлопнул голодранца по плечу.
Толпа раздвинулась, и мы оказались перед Приказной избой, куда нас настойчиво приглашали. Вокруг суетились дьяки - служилые испуганно и заискивающе забегали вокруг нас.
Я медленно поднимаюсь по крыльцу, атаманы не отстают. Скрипят выскобленные половицы. Молодые монахи, побросав гусиные перья, таращат на нас удивлённые глаза.
- Что - не видали таких удалых молодцов?! - смеётся Василий Ус.
Я прохожу в отдельную комнату. Воздух затхлый, застоявшийся - сильно пахнет лампадным маслом. Пламя свечи колеблется в углу под образами. Нам навстречу кидается длиннобородый дьяк. В его дрожащих руках грамота - он начинает перечислять всё, что я им передал.
- ...бунчук атаманский, знамёна шаховы, пленённого сына Менед-хана Шабалду, - дьяк вопросительно посмотрел на меня.
