Нам разрешили встать рядом с городом. Будар-хан за свой счёт назначил нам харчи, разрешил казакам мыться в городских банях и торговать на базарах, тем более, что казаки не торговались за свой товар, а жадные купцы спешили накачать их вином и забрать ткани и драгоценности, принесённые на торг. Хану я отослал дары: золотое блюдо с венисами и соболью шубу. А в Исфагань уже мчались ханские гонцы к шаху Аббасу.
Прошло несколько дней. Казаки осмелели и начали чувствовать себя хозяевами города - задевали именитых горожан, приставали к женщинам, пытались срывать с них чадру, чтобы увидеть лицо. Каждый день докладывали хану о чинимых казаками безобразиях. Будар-хан нервничал, но сдерживал себя, ожидая ответа от хана. Наконец, казаки обнаружили винные подвалы хана.
Я гулял с есаулами по базарной площади, дивился на ревущих верблюдов и баньянских мартышек, смотрел на танцующих змей, на узоры палаток с яркими шелками и блестящими, булатными сталями. Мы мяли в руках липкий, сладкий виноград, разрезали оранжевые апельсины и пили из них сок, вытирая сладкий рот рукавами кафтанов. Мой чёрный, расшитый жемчугом кафтан с золотой цепью с алмазной звездой на груди привлекали внимание - вокруг толпились люди, показывая на меня пальцами. Есаулы крутыми плечами оттесняли их в стороны. Толпа закричала и расступилась - к нам протолкались трое казаков.
- Батька-атаман! - закричали они хором. - Мы нашли ханские подвалы там крепкое, душистое вино! Старинное!
- Так в чём дело?! - строго спросил Якушка Гаврилов.
- Так охраняют его басурмане!
- А что, соколы - не отведать ли нам из хановых погребов старинного да духмяного вина?! Ведите, робяты, к подвалам!
Возле вросшего в землю старого кирпичного дома стояли двое ханских солдат. Рядом с ними была кучка возбуждённо переговаривающихся казаков.
- Батька! - закричали они, увидев меня. - Дозволь испробовать ханского вина!
- Пробуйте, робяты! - весело разрешил я.
Казаки подступили к солдатам. Те не особенно сопротивлялись, отступили от дверей и бросились бежать вниз по узкой, кривой улочке.
Дружно двинув чугунными плечами, казаки вынесли двери.
- Смотри-и-и!
В сумерках подвала стояли огромные, запотевшие глиняные кувшины, наполовину врытые в землю.
- Гуляем, хлопцы! Атаман Степан Тимофеевич - добро пожаловать на ханское угощение! - казаки пропустили меня вперёд.
Я выхватил саблю и подступил к кувшину.
- Сейчас попробуем, какое оно старинное! - я взмахнул саблей и рубанул по кувшину.
На кафтан брызнула алая пряная струя.
Я подставил рот и сделал несколько коротких глотков:
- Хлопцы, вино отменное - фряжское.
- Да здравствует атаман, Степан Тимофеевич! - казаки ринулись на кувшины, как на штурм.
Кто-то побежал звать друзей, торговавших на майдане.
С этого всё и началось. Вскоре к майдану прибежали около десятка солдат хана. Стали угрожать. Я вывалился на порог:
- Гей, соколы - руби басурманских псов!
Пьяная волна выкатилась из подвала и вдавила солдат в землю. Мы устремились вниз по улице.
- Руби магометан! Гуляй, казаки - наш город! - раздавались пьяные крики.
Навстречу пьяным казакам спешили солдаты и городские жители. Завязалась схватка. На базаре казаки разоряли купцов - своих недавних партнёров.
- Жги их! Бей их! - кричал я, размахивая саблей, бросаясь на обороняющихся жителей. - Гей, есаулы-атаманы - за мной!
- Мы здесь, батька! - подал голос Серёга Кривой.
Жителей становилось всё больше, и у всех было оружие. Нас окружили со всех сторон.
- Не ладно, Степан Тимофеевич - добром всё это не кончится! Басурман много и они нас окружают! - торопливо докладывал единственный трезвый среди нас Фрол Минаев.
- Гей, хлопцы - за мной! - крикнул я, и мы стали пробиваться к морю.
Это давалось не так легко - против нас поднялся весь гарнизон Решта, все обиженные, озлобленные казаками жители.
- Бей неверных! Правоверные, уничтожим подлых гяуров! - слышались крики сквозь бой пищалей и пистолетов и сабельный звон.
К морю мы пробились с большими потерями, кинулись к стругам и ушли. В море отрезвели от ханского вина и от пролитой крови. Дорого нам обошёлся винный погреб. Сделали перекличку.
- Говори, Серёга, - я устало полулежал на корме на подостланном, дорогом персидском ковре.
Загорелое лицо есаула блестело от пота, на скулах чернели росчерки сажи. В горящих глазах ещё бродил хмель, но не вина, а недавнего боя.
- Хорошо погуляли, атаман - эти собаки надолго нас запомнят! - он сплюнул за борт, что давно стало его привычкой, не предвещавшей ничего хорошего.
- Говори.
- Ты знаешь - казаки пару бочонков с вином в струг притянули.
- Да не томи ты!
Лицо Кривого застыло:
- Четыреста человек оставили в городе и все наши пушки - их солдаты Будар-хана уничтожили. Полон наш...
- К чёрту полон и пушки! - перебил я. - Четыреста казаков потеряли!
Я с ненавистью посмотрел в сторону берега - Решт уже был далеко, но на самой кромке берега можно было разглядеть серую кромку горожан, празднующих победу над казаками. Я стал сдирать с себя залитый и пропахший вином кафтан. Выкинул его за борт. Ветер сразу же прилип к обнажённому, потному телу.
- Тащи, Серёга, бочонки! Черноярец, где ты, бисов сын?! Собирайтесь, есаулы - помянем наших хлопцев!
- Сегодня они - завтра мы! - заметил Кривой.
- Мы посчитаемся с басурманами, обязательно посчитаемся! Сыграем тризну по нашим удальцам! - пообещал я.
* * *
В Фарабате мы рассчитались за всё. Город сожгли, а наши струги вновь были переполнены добычей и едва не черпали воду своими бортами.
Зимовали на полуострове Миян-Кале в шахском заповеднике. Вырыли бурдюжный город, насыпали вал, справили частокол. Со всех сторон - болота да зыбучие пески, так просто не подойдёшь. Нас обложили войска Аббаса, но не трогали - жали лета. Встречались в коротких стычках. Зима выдалась лютой и голодной. От грязи, комаров, болотных испарений и недоедания появились болезни. Зима унесла очень многих. Казаки устали, часто говорили о доме, о станицах.
Едва кончились зимние штормы и метели, едва пригрело солнышко, мы, обманув шаха, вышли в море и объявились на Трухменских землях. Казаки мечтали отогреться и отъесться после болезненного и голодного Миян-Кале. С огнём и кровью прошлись по трухменским кочевьям. Робята лютовали, хотели оторваться за зимнюю отсидку. В струги волокли войлок, бараньи туши, кувшины с конским молоком. Приоделись в тёплые туркменские малахаи. Отогрелись и наелись. Глаза заблестели, на серых от пыли, смуглых, пропечённых персидским солнцем лицах вновь появились улыбки. Заговорили об удачном походе и удачливом атамане - Стеньке Разине, и... о возвращении домой.
