- Ах! - Эмма, в шали, наброшенной на ночную рубашку, и чепце, испуганно пробовала заглянуть через Алису в спальню. Двери были узкие, Алиса стояла стеной. - Тут что-то стукнуло!
Алиса на показ зевнула:
- Мышь. Я запустила в нее туфлей.
- Мышь! Ах! - ключница сделала шаг назад. - Не может быть. Завтра же одолжу у соседки кошку. Ах! У нее такая кошка!
Алиса зевнула еще шире, намек был более чем понятным.
- Ах, мона. Извините меня. Но такой грохот, такой грохот...
Алиса захлопнула дверь. Парень в балдахине сипел и кашлял. Оказалось, что он умирает от смеха.
- Ах, мона! - он сложил руки у живота и возвел очи горе. Алиса зажала рот ладонью. - Это ваш дракон? Я думал, адепты серьезнее. Или она убивает вязальной спицей?
Алиса вытряхнула наглеца из занавески, села на кровать и отчеканила:
- Эмма - добрейшее существо. Она готовит потрясающий сливочный крем и чудесные мармеладки. И если однажды придушила мышь в стакане, это не повод ее оскорблять. Понял?
Кажется, ей удалось его уесть. Желтоватые глаза вытаращились, и гость немо шмякнулся рядом. Алиса помахала у него перед носом растопыренными пальцами:
- Ну не убивайся так. Это чисто женский способ ловли мышей. Берешь стакан, кусочек сыра и монетку... И перестань валяться в моих простынях!
Хохот был бешеный. До рези в животе и выжимаемых на глаза слез. Он заставлял осыпаться пыль и штукатурку, звенел слюдой в оконных рамах, и наконец обрушил кувшин для умывания с прикроватного столика. Воду они вытерли покрывалом, почти наощупь, потому что свеча тоже не выдержала и погасла. А потом, держась друг за друга, ждали в лунных сумерках, не прибегут ли на звук.
- Что вы себе позволяете?.. - наконец осведомилась Алиса гневным шепотом.
- Эт-то интересно... - гость искоса уставился на нее, продолжая сидеть на подоле ее ночной рубашки. И рук не убрал. - Гэлад Всадник Роханский, Канцлер Круга.
- "Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса. Унесите пудинг".
Всадник Роханский с готовностью сцопал Алису на руки и, хмыкнув, осведомился:
- Куда унести прикажете?
У Алисы язык отнялся от возмущения. А Гэлад покрутился с нею по комнате и направился к окну. И лишь когда он перекинул через подоконник ноги, Алиса нежно заметила:
- Будь что будет, но летать я не умею.
- А-а... а почему?
- А должна?
Канцлер устроился поудобнее, посадил Алису рядом и в свете луны стал настойчиво разглядывать. Алиса повернула голову, чтобы ему было удобнее.
- Ну, и хорош ли мой профиль в лунном свете?
- Спать я с тобой не буду. А для герба сойдет.
Алиса сползла с подоконника и закуталась в занавеску.
- Если собрался говорить мне гадости - убирайся.
- И не подумаю.
Канцлер прибрал в дом босые пятки, всем своим видом показывая, что он здесь надолго. Потянул за занавеску, вынуждая Алису делиться.
- Радость моя, - патетически сказал он. - Уговаривать тебя я не хочу. Но если сложить два и два, выходит, что ты и есть обещанное знамя.
Реакция Алисы была банальной до безобразия. Открытый рот и вытаращенные глаза. По счастью, темнота это скрыла. А Канцлер, пользуясь ее молчанием, легонько попинал Алису в бок и изъял еще кусок занавески. Закутал ноги и с наслаждением вздохнул.
- Кем обещанное?
- Давай еще раз, - Канцлер приготовился загибать пальцы. - Стрелкам не обломилось. Раз. От адептов ты ушла. Два. Радуга потом. Ты считай, считай... Магистр наш спятил.
Алиса обеими руками подобрала голову. Из окна дуло, и занавеска защищала гораздо хуже, чем ожидалось. Да еще и Канцлер, ворюга!
- Ваш магистр спятил, а я здесь причем?!
- А при Ярране, - ласково объяснил Гэлад. - Ты ж его невеста? Опять, турнир этот. Победитель, можно сказать, очами души в тебе узрел...
Очень хотелось сказать, кто и чего там узрел, но Алиса промолчала. А Гэлад подсчитал факты и сунул Алисе под нос крепко сжатый кулак. То ли угрозу, то ли полный список божественных деяний.
- В общем, давай, собирайся.
Алиса подышала на застывшие кисти:
- В общем, иди отсюда. Это раз.
Канцлер подозрительно уставился на загнутый ею палец.
- Я людям обещалась. Это два.
- Это раз! - заорал шепотом Всадник. - Людям!.. ты знаешь, что это за люди?!
- Хорошие люди.
Канцлер сбросил с себя занавеску и забегал по спальне, натыкаясь на разные предметы, маша руками и хватаясь за волосы.
- Дура!
Алиса обогнула его по стеночке и наконец-то устроилась в постели. Подоткнула подушку. Пусть себе бегает... Она решила, что может даже задремать. А Канцлер со злобой пнул подвернувшуюся под ноги табуретку, боком плюхнулся на кровать, молниеносно заткнул Алисе рот кружевным чепчиком, закатал ее в одеяло, взвалил на плечо и, рысью проскакав по лестнице, пинком открыл входную дверь.
- Мессир, вам помочь? - спросили из темноты.
- Да это одеяло весит больше, чем она, - сказал Борк, еще один магистр Круга, принимая ношу. - Я чувствовал, что этим кончится. Мы куда ее тащим?
- Черт, черт и черт! - Гэлад стукнул пяткой в булыжник.
Ночь была изумительная. И цветочками пахло, и дегтем, и мышки летучие порхали в лунном свете - розовом, как персик. А магистрам нужно было решать, что делать с упрямой дурой. Которая, кстати, не шевелилась. Борк перекинул сверток с плеча на плечо, мазнули по блестящей от жира голой спине вороные собранные в хвост волосы. Всадник припомнил недавний разговор с Алисой. Вот уж у кого профиль был хорош в лунном свете, так это у Борка, острый, как клинок. Жаль, что не он Посланец. Монеты были бы!..
Они нырнули в подворотню и распечатали одеяло. Гэлад сунулся туда, отпрянул и в четвертый раз сказал:
- Черт.
- К Маринке!
- По-моему, мы заблудились.
Дом выпирал углом так, что со стороны казалось: по улочке пройти нельзя. На самом деле, можно было, только вот к вывеске книжной лавки, что помещалась наверху, привешен был мертвяк, и покойницкие босые ноги болтались над головой. Болтались уже с полгода, возмущая ворон своей несъедобностью: смолы для висельника не пожалели. Сочетание мертвяка с книжной лавкой было весьма назидательно, в духе времени. Но привлекал посетителей не он и даже не лавка, а винный погребок под нею, в который хаживали адепты Ордена Лунной Чаши, потому как там было вкусно, весело, дешево и далеко от Твиртове.
Гэлад предусмотрительно нагнул выю, дабы покойницкие ноги не проехались по затылку. Но ног не случилось. По глазированному кирпичу стены вились петуньи, луна светила сквозь прорезную вывеску и скворчали цикады в привядающей траве.
Покойник исчез, но окошечко на задах осталось, и в него-то по очереди ломились магистры, оглашая ночную тишину зверским шепотом и ароматом медвежьего жира с Борковых плечей. Минут пять ломились, а когда среди кованых завитков показалось заспанное личико, первыми словами Гэлада были:
