– Черт, да, остальные… Но мы наверняка напоремся на «преданных».
– Ну, я…
Между деревьями мелькнули неясные фигуры. В полном молчании и быстро подкрадывались к фургону.
– Быстро в машину!
– Но…
Он втолкнул ее в машину и принялся включать зажигание. По полю к ним бежали темные фигуры. Наконец с третьей попытки мотор завелся. Они стремительно рванулись с места. Что-то ударило в заднее стекло, и по нему расползлась паутина трещин, но Клэй несколько раз вильнул из стороны в сторону, и больше в них не попали.
Через несколько минут Клэй почувствовал, что сердце забилось ровнее, и включил передние фары, освещая дорогу. Они ехали по песчаным бороздам, и он побоялся застрять и нажал на газ.
Внезапно желтые вспышки пламени полыхнули одна за другой по небу, пронзая облака.
– Господи, это еще что?
– Что-то пострашнее грозы.
Встревоженный ее отчужденным, спокойным голосом, он взглянул на женщину:
– Не шути так.
– Таких побочных эффектов от землетрясения не бывает.
В свете приборного щитка он разглядел лазуритовые бусы на ее шее. Он вспомнил, что они были на ней, когда она пришла к нему ночью. Теперь этот глубокий синий цвет казался единственным ярким пятном в непроглядной ночи.
– Это должно быть нечто более серьезное.
– Что именно?
Дорога сузилась и теперь шла по плато среди искривленных деревьев и причудливой формы валунов. В ветровое стекло, казалось, колотил град, но Клэй ничего не видел.
– Мы часто обсуждали между собой то, что главным требованием квантовой механики является взаимосвязь между субъектом и объектом исследования.
Размеренный лекторский тон снова заставил его взглянуть на нее. Скрытая тенью, она держала свои тайны при себе.
– Мы постоянно отделяем от себя природу, – продолжала миссис Були, словно в трансе, – и все же мы связаны с ней. Что из того, что мы наблюдаем, действительно открывается нам, а что мы навязываем самим себе под влиянием телесной ограниченности или под воздействием воспитанного в нас мировоззрения?
– Послушай, это небо вовсе не абстракция. Оно настоящее. Слышишь?
В дверцу ударилось что-то большое и мягкое, и фургон покачнулся.
– И вот мы здесь завершили эксперимент по исследованию материи, так? Да еще льстили Западу, принимая это всерьез. «Преданные» тоже принимают это всерьез.
Против воли Клэй усмехнулся. Хороша лесть, когда тебе приходится удирать, спасая собственную жизнь.
Миссис Були томно потянулась, словно отдавая влажной жаркой ночи свою усталость.
– Итак, мы доказали конечность материи. Что это дает нам?
– Ха! – Клэй сердито сплюнул. – Мы просто сообщили о результатах, отправили доклад. Как…
– И теперь миллионы, а может, миллиарды людей знают, что сама Земля, которая служит основой жизни, неизбежно погибнет.
– Ну и что? Это ведь всего лишь теоретический аргумент субъядерной физики, при чем тут?..
– Кто знает? Какова следующая аватара?1 Всё дело в том, что нам верили. Твердое знание^универсальные истины, конечно, влияют на…
Джип накренился. Внезапно машина затряслась и запрыгала на ровной дороге. Огромный сноп искр вспыхнул позади них, выделяясь во мраке.
– Задняя ось сломалась! – воскликнул Клэй.
Он остановил машину. Мотор заглох, и наступила полная тишина.
Они выбрались наружу. Вокруг в туманной мгле жужжали и гудели насекомые.
Дорога по-прежнему выглядела ровной и прямой, но по обе стороны ее вспухали громадные водяные пузыри, переливаясь всеми цветами радуги, и лопались, взлетая вверх гигантскими каплями. Дрожащие полусферы колебались в тусклом лунном свете. Беззвучно, невесомо пузыри отделялись от затянутой туманом земли и мягко уплывали вверх. Перистые облака светились отраженным светом, и их края развевались, словно крылья, на ветру. Эти трепетные разноцветные края цепляли огромные капли, уплывавшие в небо.
– Я… не понимаю.
Миссис Були повернулась к Клэю и обняла его. Ее влажные губы раскрылись, увлекая его в мир, полный неведомых ароматов, обещающий щедрость и изобилие, и он с трудом заставил себя остановиться на краю и не улететь туда подобно дрожащему серебристому пузырю, уплывающему в глубину черного небосвода.
– Окружность исчезает как категория, – спокойно заметила женщина.
Клэй взглянул на машину. Колеса приняли форму овала. На глазах меняя очертания, они оторвались от осей, и те пробороздили землю, оставляя длинные следы мазута.
Он шагнул в ту сторону.
– Поскольку мы способны двигаться, значит, такие понятия, как ось и рычаг, а также мышцы, управляющие костями, сохранились.
– Но как?.. Что это?..
– Любопытно, зависят ли наши тела от окружности? – Миссис Були осторожно легла на дорогу.
Дорога отчетливо распрямлялась, треща сочленениями, как позвоночник суставами.
Углы являли пространство сечений, словно примеры из Евклида.
Тучи теряли мягкие очертания и, позвякивая, превращались в строгие шестиугольники.
– Отрадно видеть, что какие-то свойства сохраняются. Может, это и есть те абсолютные идеи, лежащие, по Платону, в основе всего.
– Что?! – заорал Клэй.
– Бессмертные образы,-задумчиво сказала миссис Були. – Может, это единственное из всех понятий западной науки в конце концов подтвердилось.
Клэй в отчаянии ухватился за машину, но тут же отдернул руку, когда металлический кожух начал изгибаться и менять очертания.
Прямо из грубой, развороченной земли повсюду начали возникать гладкие, блестящие формы. Над всем этим буйным беспорядком сияла луна в виде латунного куба. На ее поверхности то и дело, словно молнии, прорезались глубокие черные трещины.
Где-то в невообразимой дали то же самое переживали его жена и дочь. Пока, папочка. Было очень реально.
Снизу вверх пошел тихий дождь. Капли стремились в свинцово-серый туманный небосвод, словно освежая его. Неспешные потоки влаги из древних океанов изливались в бесконечность.
Его голос с трудом прорывался сквозь оцепеневший воздух:
