Но ему было любопытно. Созданиям этим, как мы узнали позже, было пять тысяч лет, они понятия не имели, насколько удалось развиться нашей цивилизации, и поэтому существу все было очень интересно. Вот оно и нырнуло в люк.
Меня вместе с пятью сотнями других ученых (Порталес тоже умудрился выбить себе местечко в группе благодаря старому шарлатану сенатору Гуверману) пригласили в Смитсонианский институт, где содержали нашего пришельца. И мы застыли в изумлении. Мы стояли… и дивились.
Он – или она, мы так и не узнали – был копией египетского бога Ра.
Голова ястреба – во всяком случае казавшаяся головой ястреба – с огромными зелеными глазами, в которых плясали багровые, янтарные и черные искорки. Худое, почти изможденное тело, но гуманоидное, с двумя руками и двумя ногами.
Изгибы и суставы на теле располагались не там, где они могли быть у человека, но грудная клетка выделялась четко, как выделялись и ягодицы, колени и подбородок.
Существо было приглушенного, молочно-белого цвета, не считая ястребиного хохолка ярко-синего, чуть бледневшего в нижней своей части. Клюв был светло-голубым, постепенно сливавшимся с бледной кожей существа. На ногах у него было по семь пальцев – и по семь когтей на каждой руке.
Бог Ра. Бог Солнца. Бог света.
Создание светилось изнутри неяркой, но отчетливой аурой, которая окружала его словно нимб. Мы стояли и, задрав головы, смотрели на нашего гостя. Что тут было сказать – перед нами предстало Оно, первое живое существо из иного мира. Вот уже несколько лет, как мы вышли в космос, – то есть, за пределы Луны, чего мы добились в 1963 году, да еще совершенный нами облет Марса в 1966-м – и у нас было понимание того, что Вселенная бесконечна и безгранична, и в ней мы можем столкнуться с невероятными существами, превосходящими наше воображение. Но это существо было первым.
Мы смотрели на него снизу вверх. Росту в нем было тринадцать футов.
Порталес нашептывал что-то Карлу Леусу из Калифорнийского технологического института.
Я негромко фыркнул: этот пройдоха никогда не сдается, а наглости его можно только позавидовать. Навязать себя он умел. Леус слушал без малейших эмоций. Было ясно, что ему нисколько не интересно то, что мог сказать ему Порталес, но в 1963 году Леус стал лауреатом Нобеля и с тех пор считал, что обязан быть вежливым даже с такими беспардонными болтунами, как мой ассистент.
Военный, чье имя я сразу же забыл, расположился на платформе рядом с огромной стеклянной клеткой, в которой неподвижно стояло Существо, внимательно наблюдавшее за нами.
В щель кормушки напихали самой разной пищи, но Существо даже не притронулось к еде. Оно стояло, глядя на нас с высоты своего роста, и молчало, словно наслаждаясь спектаклем, спокойное и даже безразличное.
– Господа, господа, минуточку внимания! – воскликнул военный. Молчание воцарилось не сразу. В этом чувствовалось неуважение к вояке и к его мерам безопасности, которые уже причинили нам массу неудобств. В этом, похоже, были солидарны все, стоявшие у подножия клетки.
– Мы собрали вас здесь, – напыщенный осел налегал на это «мы», словно он был воплощением правительства, – чтобы попытаться разгадать тайну: что это за существо и что ему нужно на Земле. Мы полагаем, что это существо представляет собой большую угрозу… – и понес чушь в том же духе, словно пародируя все прежние страшилки, которыми нас кормили, рассказывая почти обо всех странах на Земле. Он явно не чувствовал, с какой издевкой мы смотрели на него и с каким удовольствием согнали бы его с платформы свистом и насмешками. Существо это никакой угрозы не представляло. Если бы мы не поймали его или ее, оно сгорело бы точно так же, как и его сотоварищи, влетая в плотные слои атмосферы.
Но мы дослушали его до конца. Потом подошли поближе и уставились на существо. Оно приоткрыло клюв в каком-то подобии улыбки, и меня начала бить дрожь. Дрожь, какая случается, когда слушаешь драматичную музыку или занимаешься любовью. Ощущение было таким, словно дрожали все клетки моего тела. Я не могу это объяснить, но это явно была прелюдия к чему-то. Я отогнал все мысли и просто перестал существовать, если Cogito Ergo Sum и впрямь настоящий тест на существование. Я перестал думать и вдохнул этот аромат инакости, странности, впитывая в себя запах космоса и дальних миров, в особенности одного из них.
Мира, в котором ветры были так сильны, что их обитателям пришлось отрастить шипы на ногах, которыми они впивались в грунт, чтобы сохранить равновесие. Мира, где листва взрывалась всеми цветами радуги в один сезон, а в следующем – бледнела, выцветала, словно мертвенная плоть личинки. Мира, где три луны плыли по лазурному небу и пели в своем полете, играя на невидимой лютне, а моря и пустыни аккомпанировали им. Мира чудес, более древнего, чем человечество, древнее памяти Вселенной.
Внезапно я осознал, что слушаю это существо. Итк было его – имя? – вид? – пол? – в общем, что-то. Он был одним из пятисот тысяч таких же, как он сам – тех, что прибыли в систему Сол.
Прибыли? Нет, пожалуй, это было неверное слово. Не на ракетах, ничего столь банального. И не искривляя пространство. И даже не с помощью силы мысли. Но этот прыжок из их мира – как его было назвать? Это было нечто, чего не мог выразить человеческий язык, чего не могло себе представить человеческое воображение. Они прибыли к нам в считанные секунды. Нет, не мгновенно. Это потребовало бы сложной техники или гигантской силы мысли.
Это было за пределами подобных вариантов, выше них. Это была сама сущность перемещения. Но они прибыли. Миновав мега-галактики, преодолев тысячи световых лет, невообразимое расстояние, и Итк был одним из них.
И потом он начал говорить с некоторыми из нас.
Не со всеми, я видел, что кое-кто вовсе его не слышал. Я не связываю это с чем-то хорошим или плохим в каждом из нас, или с умом, или даже с восприимчивостью. Возможно, это было прихотью Итка, либо же он делал это по необходимости. Но как бы то ни было, он говорил только с некоторыми из нас. Я видел, что Порталес не воспринимал ничего, однако лицо старого Карла Леуса выражало восторг, и я знал, что он слышит Итка.
Существо общалось с нами телепатически. Это не удивило меня, не озадачило и даже не шокировало. Словно так оно и должно было быть. Это замечательным образом гармонировало с размерами Итка, его внешним видом, его аурой и тем, как он появился у нас.
И он говорил с нами.
А