– Нет, нет и нет, – говорила доктор Шрайбер. – Только не после Коари. Это невозможно. Я не понимаю, как можно это сделать. Как вы собираетесь сбросить спасателей незамеченными в центр гнезда? И как вы заберете оттуда их и тридцать детей?
Лопец кричала ей в лицо с точно такой же злостью: – Все получится. Мы сбросим по периметру пауков. Половина отделения держит круговую оборону, другая половина грузит детей в спасательные гондолы. Мы поднимемся в воздух, а самолет зацепит нас и отбуксирует. Десять гондол, две запасные. На каждую уйдет тридцать секунд. На все – максимум шесть минут.
– А что в это время будут делать черви? – спросил Джонс. – Стоять вокруг, засунув большой палец в задницу?
– Интересный образ, – заметил я. – У червей нет ни большого пальца, ни задницы. И они не стоят.
Никто не обратил на меня внимания.
– Все будет сделано ночью. В воздухе гондолы включат прожектора. Это поможет летчику найти цель и отвлечет червей.
– Черви наиболее активны как раз ночью.
Но меня снова проигнорировали. Положив ручку на стол, я посмотрел на Лиз. Она не вмешивалась в спор. Мне стало интересно, сколько еще пройдет времени, прежде чем я взорвусь.
– С-самое с-слабое звено – в-высадка, – сказала Дуайн. – Н-нельзя г– гарантировать, что в-вы высадите всю к-команду п-прямо в загон.
Ей ответил Зигель: – Летающие парашюты. Надувные емкости дадут нам время на планирование и маневр. Каждый из команды высадки берет с собой одного паука и одну спасательную гондолу. У нас есть двенадцать добровольцев, они продолжают тренировку в виртуальной реальности, но уже готовы к высадке. Приземлившиеся первыми распылят аэрозоль вокруг загона. Это даст нам время для вывода пауков на позицию. К тому моменту, когда они опрокинут пауков, нас и след простынет.
– Вы чересчур самоуверенны, – сказала Шрайбер.
– У вас есть другое предложение?
– Не высаживаться. Черви волнуются.
– Откуда вам известно? – спросил Зигель. – Когда это вы успели стать экспертом?
Он оглянулся на меня, ища поддержки, но я отвел глаза. Он сделал хороший выстрел, только прицелился плохо.
– Поверьте мне на слово, – настаивала Шрайбер. – Они знают, что мы здесь.
Ее поддержала Дуайн: – Он-на п-права. В-в основном. Д-датчики, к-кото-рые мы сбросили, р-регистрируют очень в-высокий уровень в-возбужения в гнезде. М-мы замеряем количество п-передвижений на акр. П-по сравнению с п-прошлым м-месяцем сейчас г-гастроподы близки к п-панике.
М-мы не знаем, чем эт-то в-вызвано – т-то ли п-продо-жающимся ростом, то ли как-то связано с н-нами или ст-тем, что случилось в К-коари. А м-может быть, они з-знают, что «Б-босх» н-находится рядом с м-мандалой? Н-но г-гастроподы определенно в-взволнованы.
Зигелю эта новость не понравилась. Ему бы и хотелось отмахнуться от нее, но он не мог. Он взглянул на меня. Я кивнул: это правда.
– Дерьмо, – констатировал он, но, надо отдать ему должное, по-прежнему стремился к цели. – Ладно, мы найдем другой путь. Может, отвлечь червей? Каким– нибудь зрелищем, а? Может, покажем им самолеты в небе с противоположной стороны гнезда?
Он снова взглянул на меня. Я заметил это только потому, что смотрел в том же направлении. Лиз не обратила на это внимания. Бортинженер Гарри Самишима – тот самый, из японского сада – проскользнул в зал почти незамеченным и теперь тихонько сидел возле локтя капитана Харбо с блокнотом в руках. Лейтенант Зигель продолжал ждать моего ответа. Я махнул рукой, как бы показывая, что все возможно. Мы просто не знаем.
– Надо попробовать. Пошлем сегодня вечером самолеты, устроим иллюминацию, запишем реакцию червей, а завтра произведем выброску.
Никто больше этого не заметил – все по-прежнему смотрели на Зигеля, Лопец, Шрайбер и меня. Лиз взглянула на капитана Харбо, капитан Харбо повернулась к Самишиме. Самишима едва заметно отрицательно качнул головой, положил свой блокнот на стол перед капитаном Харбо, и та, быстро заглянув туда, подвинула его генералу Тирелли, которая, тоже бросив быстрый взгляд в блокнот, мягко сказала: – Я не думаю, что у нас есть на это время.
Ее слова резко оборвали дискуссию. Все повернулись к Лиз.
Она, казалось, чувствовала себя неловко.
– Все дело… в балласте. Чтобы удерживать корабль на одном месте, требуется определенное соотношение гелия и балласта. Мы приблизились к критической точке. Необходимо сбросить оставшиеся мониторы и сняться с якоря не позже завтрашнего полудня.
Она лгала.
Когда «Босх» переоборудовали, автономность плавания увеличилась до двадцати одного дня. Кроме того, он нес дополнительные резервуары с гелием, которые могли еще неделю удерживать его в воздухе. Что-то произошло.
Дуайн Гродин тоже это заметила. На какое-то мгновение ее лицо стало пустым – она рылась в своей наращенной памяти, – затем на нем появилась смущенная гримаса. Спорить с начальством ей не хотелось, но она знала, что слова генерала Тирелли не соответствуют технической оснащенности экспедиции.. Кое-кто еще почувствовал неладное. Шрайбер.
– Политические соображения? Нам приказали возвращаться, верно?
Лиз сделала вид, что не слышит.
– Возвращаемся через Колумбию. Перебраться через Анды мы не можем, так что проследуем вдоль них к северу, пересечем Венесуэлу и оттуда – в Панаму.
Опять ложь. Я видел карты. Горы – все равно что стена для дирижабля таких размеров. Мы не могли подняться на такую высоту. Путь к Тихому океану закрыт. Лиз, собственно, признала, что возвращаться через Бразилию небезопасно. Хуже того – во всем этом ощущалась какая-то безысходность.
– Если мы решим отправиться за детьми, – добавила Лиз, – надо это сделать сегодня вечером.
– Хорошо, – сказал Зигель. – Мы отправимся вечером. Давайте попробуем сделать так…
Примерно полсекунды мои пальцы выбивали дробь по столу, а потом, не извинившись, я оттолкнул стул и встал. Никто не обратил на меня внимания, кроме Лиз. И капитана Харбо. И возможно, Гарри Самишимы. Я быстро вышел из конференц– зала.
За дверью я остановился, ожидая. Думая. Складывая одно с другим.
Холод родился внизу, поднялся к животу, заморозил дыхание в легких и вышел наружу со стоном: «О, дерьмо, как мы могли быть такими идиотами!» Удары сердца отдавались в ушах, как литавры. Я уперся обеими руками в стену и уставился на свои ботинки. Потом потянулся вверх и стал смотреть на потолок. Мне хотелось биться головой и кричать – на себя, на весь мир, на всех тех, кто планировал экспедицию и упустил очевидное. Но я сдержался. Я сдерживался изо всех сил, ожидая… ожидая ощущения чего-то правильного, что надо сейчас сделать.
Дверь за моей спиной открылась. Я не стал оглядываться. Кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся. Лиз. Мы смотрели друг на друга без слов. Она выглядела испуганной. Я же чувствовал себя… невозмутимым. Страх бушевал по– прежнему, но теперь он сжигал и другого человека. Теперь не все доставалось мне одному.
