Вовремя. В меня полетели стрелы. Я резко развернулся и, вскинув меч, принялся отбивать их, как нас учили во время суровых тренировок на острове Зы в Оке Мира.
Снова наверх, поворот, опять уклоняться от стрел или отбивать их мечом или одеждой — и снова наверх.
Теперь индиговолосые добрались до подножья лестницы и рвались следом за мной. Свет факелов играл на клинках. Им нужно было захватить царицу, и ради этого они были готовы на все.
На вершине я отбил стрелу летевшую прямо в грудь Хуану, а затем мы проскочили за низкую ленковую дверь.
Я захлопнул её и задвинул засов. Дышал я глубоко и легко, чувствуя, как вздуваются мускулы и пот струится по груди и бедрам. Мой меч был окровавлен по рукоять, а волосы у меня на груди слиплись от сгустков крови.
— Ты… — проговорила Лила, царица Хикландуна, и запнулась.
За запертой дверью раздался новый, ещё более громкий рев. Удары о прочные ленковые доски внезапно оборвались. Мы отчетливо расслышали крики бойцов и лязг стали.
— Стража! — воскликнул Хуан. Его лицо внезапно вновь стало излучать уверенность. — Мы спасены!
Я хмыкнул.
И положил руку на засов.
Царица Лила стояла рядом, и я видел, как вздымается от волнения её грудь, поднимая жесткую парчу.
— Дрей… — начала было она, прервалась — и снова повторила: — Дрей Прескот?
Я посмотрел на нее. Прямо в эти глаза на одном уровне с моими.
— Вы стали свидетелями зрелища, которое доводилось видеть очень немногим, — сообщил я ей; не осознавая тогда тяжелой иронии своих слов. — Вы видели, как Дрей Прескот убегал от своих врагов. А теперь я вернусь и разберусь с ними.
Конечно же… тогда мной полностью завладела злость и жажда крови.
Я отодвинул засов.
Царица положила мне на предплечье свою маленькую белую ладонь.
— Нет, Дрей Прескот. В этом нет необходимости. Стража разделается с этими растами-убийцами. Но… я не желаю, чтобы тебя сейчас ранили… или, наверно, даже убили.
— Ты хочешь, чтобы я прятался за запертой дверью?
Она сердито покачала головой. Свет факелов отразился в её темных глазах, наполнив их ослепительным и восхитительным сиянием.
— Я хочу, чтобы ты жил, Дрей Прескот… и не забывай, я — царица! Мое слово — закон! Ты не очень-то правильно поступишь, переча мне, Дрей Прескот … чужеземец!
— Согласен — и поступлю ещё лучше, подчинившись собственным желаниям!
И, отодвинув засов, я открыл дверь и сбежал вниз по лестнице.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Царица Боли
— Ох, Дрей Прескот! — посетовала Тельда. — Просто не знаю, что с тобой делать!
Мы с ней стояли в малой гостиной нашей виллы. Вся комната была залита ярким солнечным светом. Тельда смотрела на меня, склонив голову на бок, поджав свои спелые красные губы и подбоченившись. Она нарядилась в алую набедренную повязку — похоже, надеясь сделать мне приятное — и простую блузку из серебристой ткани, по сути, совершенно прозрачной. Одна из домашних рабынь, которых нам пришлось принять — у нас не было власти освободить их, как немедля поступили бы мы с Сегом — тщательно причесала её темно-шатеновые волосы, и пышные косы, уложенные вокруг головы, искрились самоцветами и жемчугом. Ногти на руках и ногах она покрыла лаком приятного алого цвета. Лицо её получало в эти дни такой уход и внимание, какого наверняка не знало с тех пор, как Тельда покинула Вэллию. Спору нет, выглядела Тельда куда как привлекательно. Она приобрела порядком манящий и чувственный вид — теперь, когда скинула вес благодаря долгой ходьбе, и глазам открылась данная ей от природы фигура Юноны. И вот сейчас она стояла передо мной, уперев руки в бока, и смотрела на меня, как рисслака на кролика.
— Ну сам посуди, Дрей Прескот. Ты ещё толком не оправился от ужасной раны — и шлындаешь по городу в глухую ночь, ввязываешься в драки, спасаешь царицу… ах, Дрей… берегись ее! Это хитрая бестия. Я знаю. Сег рассказывал мне об этих печально известных королевах Лаха…
— Знаю, — ответил я. — Сам слышал. Ее называют Царицей Боли. Но только за глаза.
— Они были ужасны, эти царицы Лаха! Сег только намеком упоминал об их делах, и то у меня желудок выворачивало наизнанку. А эта — их прямая наследница. Мне и спрашивать-то не хочется, сколько мужей — мужей! вот смех-то! — сколько бедных глупых доверчивых мужчин стали её игрушками! А потом, когда они надоели ей, их вышвырнули вон и замучили до смерти.
— Тельда! А шлындаешь-то теперь ты, а не я.
— Но ведь ты наверняка понимаешь, почему я так беспокоюсь о тебе, Дрей.
— Нет. С тех пор как вальфаргская империя сократилась до своих первоначальных размеров, здесь сохранилась только часть лахвийской культуры остались одни воспоминания. Сама же видела, женщины здесь даже не носят газовых покрывал,[72] как это принято в тех скрытых за стенами таинственных садах Лаха.
— Ты бывал в Лахе, Дрей?
— Нет. Но наслышан о нем…
Она все ещё стояла прямо и твердо, но что-то внутри нее, казалось, растаяло и потекло. Я заметил, как её бедра, лодыжки и плечи расслабляются. Она плавно нагнулась, придвинулась вплотную ко мне и прижалась к моей груди. Я только-только вышел из ванной и был в одной набедренной повязке из простой белой ткани, а волосы ещё не высохли. Совершенно очевидно, Тельда ожидала, что я обниму её, ответив на её объятия. И глядела на меня, откинув голову. Эти полураскрытые губы, влажные и готовые прильнуть к моим, могли свести с ума любого мужчину, способного хоть что-то чувствовать. Я держал руки подальше от нее.
— Ох ты, милый, глупый-преглупый мужчина! Неужели ты не понимаешь, почему я так беспокоюсь за тебя — так, что сердце у меня, кажется, вот-вот вырвется из груди? — она сжала мне запястье. — Прикоснись, Дрей, ты почувствуешь, как страстно оно бьется…
Я решил, что с меня хватит. И, попросту не дав ей согнуть мне руку и привлечь её к своей груди, я мягко попытался перевести разговор в другое русло:
— По-моему, Сег уже встает и прогуливается. Рана у него заживает хорошо…
Она освободила меня от объятий и отодвинулась. Губы её на миг сжались в ниточку. Но, как я заметил, Тельда была не лишена силы воли. Вместо того чтобы оскалить зубы, она заставила себя скорчить очаровательную гримаску.
— Нет смысла думать о Делии, Дрей…
— Что?!
Теперь её уже было не удержать.
— Как — разве ты не видел? Я думала, ты знал…
Я мигом очутился рядом с ней, схватил её за плечи, комкая серебристую ткань, и приподнял её так, что она оказалась стоящей на цыпочках. И прожег взглядом её запрокинутое лицо, и глупая обиженная гримаска сменилась выражением неподдельного страха и изумления.
