Поспешно повернувшись, чтобы выказать свое почтение, Уошен увидела лицо, которое было ей более чем просто знакомо. Лицо Вице-премьера было узким, как лезвие боевого топора, и не более теплым, чем обух, а все кости даже под упругой плотью казались острыми и несгибаемыми. Темные глаза ярки до дрожи. Короткие каштановые волосы перемежались седыми прядями. Высокая, выше всех присутствующих, Миоцен касалась головой потолка. И все же она не склоняла ее даже из соображений простого удобства.
- Я спрашиваю вас не потому, что вы знаете больше других, - сказала она. - Но, как вы думаете, чего хочет Премьер?
Сразу стало тихо. Остальные капитаны затаили дыхание, втайне довольные, что отвечать на этот вопрос придется не им.
- Я ничего не знаю, - убежденно ответила Уошен.
- Зато я знаю вас. У вас, наверняка, есть соображения, десятки идей.
- Возможно…
- Все ждут, дорогая…
- Можно насчитать не менее сотни причин..
- И каковы же они?
- Это мы.
Их группа стояла неподалеку от одного из редких окон - уродливого куска толстого искривленного пластика. За ним не было ничего, кроме черноты и вакуума - океан жидкого водорода, бескрайний, спокойный, незабываемо холодный лежал у них под ногами всего в пятидесяти километрах. В окне же не было видно ничего, кроме их собственных, искаженных пластиком отражений. Уошен посмотрела на себя, на свое красивое, без признаков возраста лицо, на смоляные с белой прядью волосы, собранные в хвост, большие шоколадные глаза, в которых читались откровенность и добытое трудом удовольствие.
- Премьер выбрала нас - и потому мы суть причины.
- Что ты видишь, дорогая? - неожиданно перебила ее Миоцен, вглядывавшаяся в собственное отражение.
- Элиту элит. - И Уошен нараспев стала перечислять героев последнего тысячелетия. - Монка - новенькая, но уже добившаяся второй ступени, Ааслин, занимавшаяся проблемами двигателей и достигшая степени инженера, Салюки и Уэстфолл выигрывали Приз Премьера чаще, чем кто-либо еще, я таких не помню…
- Бьюсь об заклад, что они-то помнят! - раздался чей-то выкрик. Капитаны рассмеялись и снова затаили дыхание.
- Порцейн - молодой Вице-премьер, Джонсон Смит, перескочивший сразу три ступени. И, кроме того, здесь Дью. - Она указала на сидящего рядом. - Человек, находящийся уже на одиннадцатой ступени. Ведь вы поднялись на борт - поправьте меня, если ошибусь - простым пассажиром, обыкновенным туристом, не так ли?
Он сморгнул.
- Именно так, мадам. Благодарю за память. Уошен удивленно пожала плечами и продолжила:
- Наконец, вы, мадам Миоцен. Один из самых старых, самых преданных и любимых помощников Премьера. Когда я маленькой девочкой жила у моря, то видела вас и Премьеpa сидевшими вместе на скалах и планирующими наше блестящее будущее.
- Иными словами, я старая карга.
- Древняя, - поправила Уошен. - Чтобы не сказать, что одна из трех Вице-премьеров Первого кресла за столом Премьера. - Высокая женщина кивнула, довольная этой лестью. - И какова бы ни была причина, Премьеру потребовались самые лучшие ее капитаны. Это очевидно.
- Но, дорогая, давайте не будем забывать и ваши достижения. Вы позволите? - перебила ее Вице-премьер.
- Никогда, - ответила Уошен, слыша со всех сторон добродушный смех. - И поскольку ничто не было так несвойственно капитанам, как ложная стыдливость, добавила: - Слухи мне известны. Я в списке на звание Вице-премьера.
Миоцен усмехнулась, но удержалась от комментариев. Слух был верен.
Вместо этого она набрала побольше воздуха и сильным счастливым голосом обратилась сразу ко всем:
- Понюхайте-ка, чем вы пахнете, господа? Капитаны зафыркали.
- Это запах амбиций, мои дорогие. Амбиций в чистом виде. - И Миоцен еще раз глубоко вдохнула, прежде чем объявить громовым голосом :- И ни один запах не может быть столь неистребим, по моему мнению, и более сладок!..
Скоро прибыли еще два капитана, что также вызвало аплодисменты и веселое возбуждение. Больше никто не появится, хотя утверждать это в настоящее время возможности не было. А спустя несколько часов один из новоприбывших, зайдя в гальюн, некогда принадлежавший пиявкам и представлявший собой крошечную дырку в отдаленной части помещения, по привычке щурясь при выполнении этого обыденного дела, вдруг заметил какое-то движение. Пристальнее всмотревшись достойными настоящего сокола глазами, сидящий, в конце концов, обнаружил нечто, благодаря медленному приближению становившееся все крупнее и крупнее. Это нечто приближалось с совершенно непредвиденной стороны.
Умудрившись соблюсти приличия даже в такой поспешности, капитан, быстро закончив дело, натянул штаны и вернулся к остальным, немедленно сообщив высшему по рангу офицеру о только что увиденном.
Миоцен кивнула, улыбнулась и поблагодарила.
- Отлично. Спасибо.
- Но что нам делать, мадам? - встрепенулся молодой капитан.
- Ждать. Это именно то, чего хотела Премьер.
Уошен тоже вглядывалась в даль, туда, где пол и потолок сливались в совершенно ровную линию. Спустя какое-то время совершенство линии нарушил удар, и нечто ослепительно яркое стало надвигаться на них - невозмутимо и плавно. Все невольно сплотились в ожидании. Затем нечто разделилось на несколько неравных комков, самый крупный из которых сверкал, как бриллиант. Остальные распределились вокруг, и тогда капитаны зашептались о том, что это Она.
- Наконец-то! - одновременно выдохнули все.
Час спустя перед ними стояла правительница Корабля.
Последние сотни метров Премьер преодолела под аккомпанемент мелодии вестианских рожков и ангелоподобных человеческих голосов. Несмотря на то, что все ее подчиненные были сейчас в гражданском, она по-прежнему сверкала своей зеркальной фуражкой и роскошной формой. Ее изысканное тело было могучим и крупным; можно было даже смело сказать, что это тело является неотъемлемой частью ее положения и должности. Кроме того, оно было вместилищем колоссального разума, благодаря которому наблюдались и исполнялись без малейшей отсрочки тысячи функций Великого Корабля. И, как любой другой человек умеет ходить и дышать, так Капитан-премьер сознательно могла управлять своим Кораблем из любого места, где находилась, вне зависимости от того, шла она, сидела или спала.
Огромная рука поднимала над ней серый потолок, дабы он не задел голову Премьера каким-нибудь бесцеремонным образом.
Премьер обладала мягкой ярко-золотистой кожей - цвет, весьма популярный среди многих чужих - и роскошными седыми волосами, сплетенными на затылке в гордиев узел. Лицо ее, круглое и гладкое, могло вполне принадлежать даже ребенку, и только блестящие, почти черные глаза и широкий усмехавшийся рот убеждали, что перед вами человек почтенного возраста и отточенной мудрости. Все поклонились.
