— Динозавры вымерли из-за природных катаклизмов, — втянувшись в спор, горячо возразил Стас. — Но тут-то, тут — разве вы не видите? — происходит бессмысленное истребление!
— Да перестаньте говорить о смысле! — взорвался доктор. — Вы сами сказали, что у животных свои правила существования, так поймите их сначала, эти правила, а потом уж рискуйте вмешиваться.
— Если к тому времени останется, во что вмешиваться, — не удержавшись, вставил Бурлака. — Не новая позиция, Глен: смотреть, как творится зло, и не противодействовать.
— Но почему же зло?.. — Грауфф сделал паузу, поднял с земли сухую веточку, нацарапал ею что-то около ног. Успокоившись, он уже снова ровным голосом продолжал: — Ну, хорошо. Стас, вам приходилось бывать на Японском море?
— Проездом, недолго.
— Тогда вам не довелось там порыбачить. Там очень интересная рыбалка на спиннинг, ловят так называемую красную рыбу, лососёвых: кету, симу, горбушу. Знаете, как их ищут в заливах рыболовы? По дохлым рыбкам на поверхности. Перед тем как подниматься в верховья рек на икромёт, красная рыба стоит в устьях и бухтах, там, где пресная вода смешивается с солёной. Довольно долго стоит. И давит — да, не ест, а только давит — челюстями и выплёвывает всю проплывающую мимо мелюзгу. Зачем? Из страха? Но до нереста ещё далеко, и икра вымётывается не здесь, а в реках; а самим им рыбья мелочь не опасна — ну что можно сделать четырёх-пятикилограммовой горбуше? Непонятно, на наш взгляд. Бессмысленно. Но никому в голову не приходит горбушу за это наказывать. Правда, рыболовы подбрасывают ей блесну, и она её добросовестно хватает, но то спорт, а не казнь…
Воцарилось молчание. Сидя на земле, Стас принялся затягивать шнуровку на ботинках. Грауфф высмотрел на стволе своего автомата микроскопическое пятнышко и начал озабоченно оттирать его рукавом.
— Представляете, Стас, и с этим человеком я уже тридцать лет хожу на охоту, — пытаясь разрядить атмосферу, шутливо пожаловался завкосмопортом. — Иногда трудно поверить, что он потомственный охотник.
— Да, я охотник, — отозвался Грауфф. Голос его опять зазвучал резко. — И врач, если ты помнишь. А потому уважаю и жизнь, и смерть. По той же причине под смертным приговором, который вы вынесли трёхпалому, не подписываюсь. Не волнуйся, Виктор, — предупредил он уже готовый сорваться с губ Бурлаки вопрос, — я пойду с вами. И если увижу его первым, убью его.
— Тихо! — Стас предупреждающе поднял руку с раскрытой ладонью и прислушался.
Впереди, метрах в ста от них, чуть слышно хрустнула ветка. Через несколько секунд треск повторился, на этот раз чуть левее и ближе. Очевидно, через кусты пробиралось какое-то некрупное животное. Стас уже собирался сказать охотникам, что это не тот, кого они ищут, как вдруг животное побежало быстрее: похрустывание ветвей слилось в непрерывный треск.
— За ним кто-то гонится, — шепнул Бурлака.
Теперь в треске кустарника, помимо лёгкой, скользящей поступи небольшого зверька, отчётливо различались и чьи-то тяжёлые быстрые шаги, словно конь рысью скакал через лес.
— Трёхпалый! — выдохнул Бурлака и бросился наперерез бегущим животным, не дожидаясь команды эколога.
И Стас и Грауфф вскочили на ноги, словно подброшенные внезапной волной охотничьего азарта, которая нахлынула и тут же смыла все сомнения.
— Оставайтесь здесь, Глен, — отрывисто бросил Стас, — перекроете ему центр. Я зайду справа.
Стас побежал в сторону невысоких, в половину человеческого роста, кустов, подстеленных жёлто-оранжевыми папоротниками. Прежде чем нырнуть в растительность, он обернулся и озорно подмигнул Грауффу: «Ну что, доктор, дискуссия окончена?»
Грауфф с удовольствием посмотрел на молодого эколога, подтянутого, широкоплечего, сейчас, со станнером в руке, напоминающего героя космических киноодиссей, задержал взгляд на его слегка вытянутом, худощавом, смуглом лице, которое даже давно отращиваемые светлые усики не делали старше. Стас улыбался, и Грауфф неожиданно для себя тоже широко ухмыльнулся в ответ своей бородатой физиономией и грозным жестом поднял к плечу сжатый кулак.
Бурлака бежал точно наперерез, и звери обязательно вышли бы на него, если б двигались по прямой. Но, немного не доходя до того места, где поджидал их охотник, они свернули и ушли вправо.
Бурлака чертыхнулся, опустил двухстволку и вышел из-за дерева. Треск ломаемых кустов, отрывистое повизгивание смертельно напуганного зверька теперь перемещались от него всё дальше и в сторону. Похоже, свалить трёхпалого придётся не ему.
Бурлака подумал, не вернуться ли ему к товарищам, и вдруг насторожился, прислушался. Шум бегущих животных больше не удалялся от него, а, похоже, даже приблизился. Да, сомнений нет, они снова идут в его сторону! Но в таком случае трёхпалый гоняет добычу по кругу. Конечно же! Как он только раньше не сообразил! Всё утро они шли по следу, и никто не обратил внимания, что трёхпалый движется кругами. Ну да, делает круг, потом, когда круг почти замкнут, начинает бегать в нём, методично уничтожая всё живое, затем делает бросок вперёд и снова описывает круг. Значит, сейчас трёхпалый «обрабатывает» один из таких кругов и, если угадать, где пройдёт окружность, можно встать у трёхпалого на пути.
Быстро прикинув в уме траекторию дуги, по которой неслись трёхпалый и его жертва, Бурлака побежал наперехват и остановился на большой, в форме вытянутого эллипса поляне. Опыт и чутьё охотника подсказывали ему, что лучше всего становиться на номер здесь.
Бурлака вдруг поймал себя на мысли «встать на номер». Словно на заячьей охоте! Хотя почему бы нет? То, что происходило сейчас в анторгском лесу за тысячи световых лет от Земли, удивительно напоминало охоту с гончими где-нибудь на Рязанщине, на родной планете. С той только разницей, пожалуй, что там подстраиваешься под гон, который тоже идёт по кругу, и стреляешь по зайцу или лисе, которых с лаем травят собаки. А здесь голос подаёт не преследователь, а жертва и стрелять он будет не по затравленному зверю, а по тому, кто за ним гонится.
Бурлака оглядел поляну. По всему периметру её окаймляли довольно густые невысокие кусты вперемежку с хвощеподобными деревьями, безлистные стволы которых возвышались над подлеском бурыми десятиметровыми мачтами. В центре поляны росли пышным плюмажем несколько крупных папоротников. «Где встать? — подумал Бурлака. — В центре или на краю?» Шум приближался справа по дуге, и путь зверей, по всей видимости, пересечёт вытянутую поляну поперёк.
Что ж, решил Бурлака, если следовать земной аналогии, становиться надо на краю. Он отошёл к узкому дальнему краю поляны, встал спиной вплотную к кустам. Обзор отсюда был оптимальный: лес проглядывался метров на сто вперёд и метров на двадцать в стороны. Правда, если трёхпалый выскочит в самом узком месте, то поляну он перемахнёт в считанные секунды. И тут уж всё будет зависеть от искусства стрелка. Ну да ладно, главное, чтобы трёхпалый появился в пределах видимости.
