— Господин, вы великолепны, — прошептала она. — И последнее...
Служанка протянула шлем из черного бархата, закрывающий уши, нос и подбородок. Открытыми оставались лишь глаза, щеки и рот.
— А теперь вы еще и загадочны, мой господин, — прошелестел ангельский голос. — Я провожу вас: нам предстоит идти длинными коридорами.
Она повела гостя вниз по скрипучей лестнице, по темному гулкому коридору. Стены, когда-то блиставшие багрянцем, серебром и золотом, теперь обветшали и выцвели, половицы прогибались под ногой... Служанка остановилась перед тяжелой красной портьерой. Она лукаво взглянула на Джерсена и поднесла палец к губам. В смутном свете, выхватывающем ее голубое одеяние и светлые волосы, девушка казалась порождением мечты — слишком совершенная, чтобы быть реальной.
— Господин, — прошептала она, — там идет праздник. Я вынуждена настаивать на соблюдении тайны, поскольку в этой игре вы ни в коем случае не должны открывать свое имя.
Она отбросила портьеру, и Джерсен ступил в просторный зал.
С потолка, настолько высокого, что он был неразличим, свешивался единственный светильник, отбрасывая островок света на большой стол, на льняную скатерть, серебро и хрусталь.
Вокруг стола сидела дюжина людей в масках и самых изысканных костюмах. Джерсен оглядел их, но не решился бы утверждать, что отыскал спутников по путешествию. В комнату входили новые люди — по двое, по трое, все в масках, все удивленные,
Джерсен узнал Наварха — поэта выдавали величавые повадки. Но где же Друзилла?..
Всего собралось человек сорок. Лакеи в голубых, шитых серебром ливреях помогали рассаживаться, наливали вино в кубки, которые подавали с серебряного подноса.
Джерсен ел и пил, скованный странным замешательством, почти растерянностью. Неужели все происходящее — реальность? Уж не грезит ли он? Вскоре напряжение пути ушло в область воспоминаний, подобно детским страхам. Джерсен выпил больше вина, чем позволил бы себе при иных обстоятельствах... Светильник внезапно вспыхнул голубым огнем и погас. В глазах Джерсена задрожали оранжевые круги. Пронесся удивленный шепот.
Канделябр медленно разгорался. У стола стоял высокий человек в черной одежде и маске.
— Добро пожаловать, — произнес он, поднимая кубок с вином. — Я — Виоль Фалюш. Вы прибыли во Дворец Любви.
Avis rara[10], ты впорхнула —
И вокруг разлился свет.
Сбрось-ка лишнее со стула,
Раздели со мной обед.
На изысканном подносе
Лучший в мире patchouli[11]
А вот здесь — засунь свой носик —
Видишь? — Мышка в potpourri[12].
Канапе под майонезом,
Осетрина — первый сорт,
Горы устриц — сами лезут —
Разевай пошире рот...
Самовар пыхтит со стоном —
Ну-ка, чашечку давай!
На обед нам — макароны,
Сыр, да хлеб, да крепкий чай.
Наварх
* * *
— Существует множество разновидностей любви, — продолжал Виоль Фалюш приятным низким голосом. — Разнообразие очень велико, но всему нашлось место во Дворце. Не все мои гости обнаружат это, и не все придется им по вкусу. Некоторые почерпнут во Дворце чуть больше впечатлений, чем на модном курорте. Другие будут захвачены тем, что можно назвать неестественной красотой. Она здесь везде — в каждой детали обстановки, в каждом пейзаже. Иные с жаром бросятся в кутежи, и тут я должен пояснить кое-что.
Джерсен вглядывался в черную фигуру. Виоль Фалюш стоял прямо и неподвижно. Светильник, который висел перед ним, смазывал контуры.
— Обитатели Дворца Любви дружелюбны, веселы и прекрасны. Среди них есть слуги, готовые с удовольствием подчиняться любому желанию моих гостей, любому их капризу, и счастливчики, выросшие во Дворце и свободные в выборе привязанностей, как и я сам. Их можно узнать по одеждам белого цвета. Тем не менее выбор велик.
Джерсен оглядывал сидящих вокруг стола, пытаясь найти Танзела, Марио или Этьена и тем самым исключить их из числа подозреваемых. Однако его усилия не увенчались успехом. Среди сорока человек по меньшей мере дюжина была похожа на них. Он вновь перевел взгляд на Виоля Фалюша.
— Где проходят границы дозволенного? Безумец, покусившийся на убийство, естественно, будет ограничен в своих действиях. Еще одно требование — я бы назвал его скорее привилегией — соблюдение тайны личности. Только неразумные попытаются проникнуть туда, где их не ждут. Впрочем, мои апартаменты неплохо охраняются, и вы можете не опасаться попасть туда по случайности, это практически исключено. — Виоль Фалюш медленно повернул голову и оглядел зал.
Никто не проронил ни звука: ожидание повисло в воздухе.
— Итак, Дворец Любви... В прошлые времена я разыгрывал здесь маленькие драмы, о чем их участники и не подозревали. Я сталкивал и разводил различные характеры. Я создавал трагические контрасты, чтобы усилить впечатление. Но не теперь... Делайте что хотите, ставьте собственные драмы. Однако я рекомендую воздержание. Редкие драгоценные камни всегда стоят дороже. Степень моего собственного аскетизма могла бы поразить вас. Наивысшее наслаждение для меня — творчество. Им я никогда не пресыщаюсь. Некоторые мои гости заметили, что в воздухе разлита тихая меланхолия. Я согласен с этим. Красота тленна, в мелодию жизни всегда вкрадываются трагические ноты. Но забудьте об этом! Зачем грустить, если здесь так много любви и красоты! Берите то, что дают, и гоните сожаления. Так было тысячи лет назад, и так будет. Но берегитесь пресыщения — от него я не в силах защитить вас. Распоряжайтесь слугами, домогайтесь тех, кто носит белое, однако помните, что рано или поздно вы распрощаетесь с его обитателями. Вы больше не увидите меня, хотя мои мысли пребудут с вами. Здесь нет никаких приспособлений для слежки, подслушивания, подглядывания. Проклинайте меня, если вам хочется, молитесь мне, взывайте ко мне — я не услышу. Единственной наградой Виолю Фалюшу будет сам творческий акт и его плоды. Хотите увидеть Дворец Любви во всей красе? Тогда обернитесь!
Дальняя стена скользнула прочь, в зал ворвался дневной свет. Взглядам гостей открылся ландшафт удивительной красоты: зеленые поляны, нежные пихты, высокие черные кипарисы, дрожащие ивы, водопады, бассейны, мраморные урны, террасы, павильоны, ротонды — все хрупкое и ажурное, словно парящее в воздухе.
Джерсен, как и остальные, был поражен неожиданным зрелищем. Когда он пришел в себя, человек в черном уже исчез.
