Широченный коридор. Потолки метрах в пятнадцати над головой. Ровные серые стены, по потолку сложным узором разбросаны световые панели. На равном расстоянии друг от друга на полу стоят прямоугольные платформы, три на пять метров примерно. Края платформ огорожены невысокими, по пояс, поручнями.
Лифты?
Похоже. Потолок над ними кажется цельным, но это ничего не значит. А так, если прикинуть, то под каждой башней по своему лифту.
Я подошел к ближайшей платформе. Стена за ней оказалась не ровной, а покрытой неглубокими барельефами. Церкви, соборы, коленопреклоненные люди, горящие костры, стаи каких-то монстров, мчащиеся за людьми.
— Твердь, — сказал я уверенно.
Послышался топот — робот возвращался. Остановился рядом со мной, произнес:
— Каждая башня имеет свой транспортный узел. Мне механизмы не подчиняются.
— И куда ты хочешь поехать? Это музей, слышишь? Каждая башня — один из миров. Хочешь ознакомиться с жизнью городов-государств Вероза? Или тебе интереснее животный мир Заповедника?
— Иди за мной.
Я пошел. Это было не лучше и не хуже, чем продолжать экскурсию в другую сторону или оставаться на месте.
Мы прошли весь коридор до конца, до крайней левой платформы. Робот остановился.
— Здесь нет пиктограмм и рисунков. Это может быть служебное помещение.
Я пожал плечами. В душе была какая-то опустошенность. Музей…
— Давай попробуем.
Мы поднялись на платформу. Ничего не происходило.
— Отдай команду, — предложил робот.
— На самый верх, быстро, — послушно сказал я. Несколько секунд ничего не происходило.
Потом над нами разошелся потолок, открывая узкий, по размеру платформы, лифтовый ствол. Он изгибался, следуя за скрученной башней.
— Может быть, здесь что-то… — начал робот.
В следующий миг платформа понеслась вверх. Не было никаких тросов, платформа просто воспаряла все выше и выше так быстро, что ноги начинали подгибаться. Воздух тяжелым прессом надавил на плечи — вся тяжелее и тяжелее, не удержать… Я присел, вцепился в поручень.
Бывший поэт-депривист стоял неподвижно, и если бы его металлическое лицо могло выражать эмоции, я бы назвал его торжествующим.
Кино приучило нас, что настоящее противостояние всегда завершается в соответствующих случаю декорациях. Фродо бросает кольцо в жерло вулкана, а не плавит его в огне бунзеновской горелки у технически продвинутых гномов. Люк Скайуокер вгоняет торпеду в выхлопную трубу Звезды Смерти, а не перерезает Самый Важный Кабель в реакторном отсеке. Терминатор вступает в последний бой среди движущейся машинерии завода, а не дерется с соперником посреди курятника. А между прочим, вы только представьте себе, как интересно бы это выглядело! Возбужденно квохчущие куры, испуганный, но полный готовности защитить подруг петух, лопающиеся под ногами роботов свежие яйца, бегающий в паническом страхе желтенький пушистенький цыпленочек…
Конечно, писатели к этому тоже руку приложили. Лев Толстой уложил Анну Каренину под гремящий состав, вместо того чтобы позволить женщине тихо отравиться уксусом в духе ее времени. Конан Дойль загнал Шерлока Холмса к водопаду, а не устроил последнюю схватку на тихих дорожках Гайд-парка. Виктору Гюго для его политкорректной истории о любви альтернативно слышащего и движущегося лица с измененной осанкой к феминофранцузу цыганского происхождения потребовался собор Парижской Богоматери.
Ну любят, любят люди творческого труда красивые декорации! Вот только в жизни такого, как правило, не бывает. Гитлер и Сталин не дерутся на мечах посреди разрушенного Рейхстага, космические корабли стартуют не с Красной площади, да и вообще — события, изменяющие лицо мира, вершатся в тихих кабинетах скучными людьми в безупречных официальных костюмах. Мы живем в скучные времена.
И именно поэтому так любим красивые картинки.
Платформа неслась между этажами, следуя всем изгибам небоскреба. Мимо пролетали этаж за этажом. Стеклянные витрины, шкафы, наклонные лотки… мелькнули и исчезли скелеты динозавров, чучело мамонта, неуклюжий паровоз…
Музей. Действительно — музей.
Подходящая декорация для чего-нибудь веселого. Но уж никак не для Самого Главного Боя.
Зря блуждал вокруг робот с человеческим сознанием, зря сюда стремился я. Мне нужно сердце функционалов. А музей на роль генерального штаба или правительственного дворца ну никак не годится.
Конечно, это здание для них ценно. Недаром стоит в их родном мире. Собрание редкостей и диковин, хранилище чужой, переделанной и искаженной истории. Но даже если его как-то уничтожить — это будет лишь мелкий и неприятный укол.
Я не нашел Сердце Тьмы. Простите, кардинал Рудольф, не получилось. Очень старался, но…
Пресс воздуха стал еще сильнее. Странно, мы вроде как не ускорились… Я поднял голову — и увидел, как стремительно надвигается потолок. Лифт промчался через все здание навылет, сейчас нас раздавит в лепешку, неужели я отдал неправильный приказ, неужели механизмы здания воспользовались словами «на самый верх» как возможностью раздавить нас, мамочка, что же я…
Потолок разошелся над нами, и платформа стала тормозить. Меня подбросило и заболтало над платформой, я едва касался ее ногами, почти плыл в воздухе… Гибкая металлическая рука крепко схватила меня за плечо, притиснула к металлическому телу.
Платформа затормозила.
— Спасибо… Анатоль… — пробормотал я, обретая снова опору. — Еще раз спасибо…
Робот молчал, осматриваясь. Я отлепился от теплого гладкого бока и последовал его примеру.
Крыша как крыша.
Кажется, с едва заметным скатом к краям. Легкое ограждение присутствует, хотя подходить ближе и не хочется. Впрочем, высоту маскировали облака — крыша здания чуть-чуть проступала над тучами.
Странное, нереальное ощущение…
Будто на палубе плывущего в небе корабля. Сероватые клубы волн, земля вдали — я видел городок, и даже библиотеку выхватил взгляд в мешанине улочек. Чуть в стороне — горы, превращающиеся в ровное как стол плато… это там я шел, пытаясь понять, в каком же мире оказался и что мне теперь делать. Рядом выныривают из облаков вершины других небоскребов, составляющих веер, — два с лишним десятка соприкасающихся площадок, два с лишним десятка миров. Я подумал, как это на самом-то деле мало по сравнению с бесконечностью. Как мало, и как странно тратить силы и знания на то, чтобы покорить еще один мир, чтобы разобраться с упрямой Твердью или вступить в бой с родным миром Анатоля. Ну зачем, зачем они это делают? Научиться странствовать из мира в мир, покорить пространство и время — и все для такой дурацкой, первобытной экспансии… Что же ими движет?
