На сей раз Джеггеду не удалось скрыть досаду под маской бесстрастности. Джерек никогда не видел отца в таком состоянии и не мог понять, что вызвало его раздражение. В надежде прояснить загадку он посмотрел на Амелию и подивился ее улыбке, в которой уживались симпатия, триумф и горечь. Однако, та не отводила пристального взгляда от Джеггеда. Лебедь плавно парил, пока Амелия продолжала читать Уэлдрэйка:
Я знала его, когда он предложил все
Богу и женщине тоже.
Его вера в жизнь была сильна,
Его доверие Христу было чистым…
Лорд Джеггед прервал ее выступление словами:
— Они могут быть на редкость сентиментальны, эти викторианские стихоплеты! Ты не читала Суинберна, Амелия?[60]
— Кажется, нет.
— Жаль, я очень увлекался им в свое время. Если мне не изменяет память, он был Придворным поэтом.
— Постойте. Я припоминаю, ходили какие-то слухи, что мистер Киплинг отказался от этого Поста и его место занял Альфред Остин.[61] Кажется, я даже читала у него что-то о садах или огородах, точно не помню, — за ее непринужденной болтовней скрывалось колоссальное напряжение, — нет, я не знаю Суинберна.
— Тогда послушай:
Но мир чудесным образом изменился, бабушка,
С тех пор, когда ты была молодой,
Он думает совсем по-другому,
И говорит на другом языке.
Преграды сломаны и разорваны узы,
Что привязывали сердце человека к дому,
Он бродит свободный как ветер или волна,
И меняет свой берег как пена.
Он пашет плугом целинные моря
И собирает урожай, посеянный бурунами
Он набросил лассо на молнию и привел ее домой
Он запряг ее для своих нужд
Он оседлал потоки и сделал их ручными
Он надел узду на бушующий прибой.
Они делают за него тяжелую работу и вращают колеса
Для пользы человека и для его горести
Он дотянулся до планет и взвесил их богатства,
Он сел верхом на послушную комету,
И он поднял вуаль солнца и заглянул в глаза самой звезде…
— Очень воодушевляет, — поделилась впечатлением Амелия.
Лебедь качнулся и полетел чуть быстрее ветра.
— Хотя, вряд ли, лучше Уэлдрейка. Совсем другой род поэзии. Уэлдрейк писал о душе, Остин, как видно, о мире. Когда прозябаешь в мирских заботах, несколько мгновений с поэтом, осмыслившим почему люди делают то, что делают, дорогого стоят.
— Ты не находишь Уэлдрейка нарочито унылым?
— Даже излишне. Хваленый вами Суинберн, однако…
— Ага! Заходит слишком далеко?..
— Я считаю, да. Вы знаете, этот натурализм…
Лорд Джеггед сделал вид (иначе это трудно назвать), что обеспокоен заскучавшими спутниками.
— Смотри, как мы утомили наших компаньонов, наших самых любимых, нудным разговором о забытых писателях.
— Простите. Это я затеяла его… Строки Уэлдрейка показались мне такими уместными, что я не удержалась…
— Тем, кто остался, не в чем каяться, Амелия.
— Возможно. Касающиеся грешники где-нибудь в другом месте.
— Я совершенно не понимаю тебя.
— Я говорю, не думая. Я немного устала.
— Смотрите, море.
— Какое милое море, Джеггед! — последовал комплимент Железной Орхидеи. — Ты сотворил его недавно?
— Да. Возвращаясь из города, — он повернулся к Джереку, — Няня передавала тебе привет и наилучшие пожелания, между прочим. Она рада, что не ошиблась в тебе и одобряет твою женитьбу. Кстати, Няня считает, что вот из таких сорванцов получаются лучшие граждане.
— Надеюсь, мы скоро встретимся. Благодаря ей мы с Амелией снова вместе.
— Да, это ее заслуга.
В тесном кольце скал желтела бухточка, куда плавно приземлился лебедь. Чайки парили в чистом небе, временами бросаясь в ослепительную лену лазурного моря, чтобы поймать серую или черную рыбу. На янтарном песке была расстелена скатерть с щедрым угощением. Булочки, бублики, бисквиты, бекон, балык, бобы, бананы — самая разнообразная закуска. Здесь же стояли напитки золотисто-коричневых тонов: пиво, чай, кофе.
Когда они расселись вокруг скатерти, Амелия со вздохом облегчения расслабилась, как и Джерек.
— Итак, Лорд Джеггед, — начала Амелия, оставляя без внимания снедь, — вы сказали, что есть другой путь.
— Сначала мы пообедаем, — сказал он. — Вы еще не пришли в себя после сегодняшних событий. Этот разговор подождет.
— Ладно, — согласилась она, выбрав ближайшее блюдо.
Чувствуя напряжение между Джеггедом и Амелией, Джерек и Железная Орхидея помалкивали, сосредоточенно поглощая еду и наблюдая за чайками.
Из всего семейства только Железная Орхидея обеспечивала яркие цвета сцене. Джерек, Амелия, и Джеггед, столь разные по характеру, сливались в гармонии серого одеяния. Джерек подумал, что его отец выбрал идеальное место для пикника, и сонно улыбнулся, когда его мать заметила, что это напоминает старые добрые времена.
Джерек поймал себя на мысли, что испытывает те же эмоции, что и мать. И хотя он был семейным человеком, ему показалось на миг, что не было этих рискованных приключений, и его планете не угрожает гибель. Джерек вознамерился ввести подобные пикнички в обиход их супружеского бытия. Даже Амелию могла бы порадовать простая красота пейзажа, сияние солнца, безмятежное одиночество. Интересно, согласится ли она на скромный брачный обряд, совсем не такой, свидетелями которого они стали сегодня, полезный и многолюдный. Наверное, согласится.
Амелия подняла глаза и взгляды их встретились. Она улыбнулась и решительно потребовала:
— А теперь, Лорд Джеггед, ваше предложение.
— В моей власти, — лаконично ответил Джеггед, — отправить вас в Будущее.
Она мгновенно насторожилась.
— Будущее? Его нет.
— Только для этого мира. В нашем распоряжении осталась неделя, когда еще можно что-то изменить. Решайтесь, пока не поздно. Я имел в виду Палеозой, говоря о будущем. Вы будете неподвластны эффекту Морфейла, поскольку отправляетесь вперед, поэтому сразу хочу предупредить, что вы никогда не сможете вернуться из Палеозоя и, более того, вы станете смертными.
— Как олимпийцы, сосланные на Землю, — сказала она.
— И лишенные своего всемогущества, — добавил он. — Кольца Власти утратят свою волшебную силу и вам самим придется позаботиться о крове и о хлебе насущном. Вам не на что будет рассчитывать, кроме как на советы Центра Времени, если он останется (не забывайте об эффекте Морфейла). Если вы надумаете обзавестись потомством…