Прибывших в первую очередь интересовали не силовые конструкции, а отсеки управления, прилепившиеся к кольцам и напоминающие драгоценные камни на перстнях.
Филиппу, как специалисту, было интересно бродить в лабиринтах энерголовушек и антенн, запрятанных в телах колец, сравнивать инженерные решения конструкторов Земли почти двадцатилетней давности с современными. Вместе с ним бродил по станции и Богданов, задавая иногда такие дельные вопросы, что Филипп только диву давался и однажды даже спросил, не работал ли инспектор когда-нибудь в Институте ТФ-связи.
— Не пришлось, — с улыбкой, смягчавшей пронзительный огонь в глазах, ответил Богданов. — Но я всегда интересовался ТФ-теорией и ее воплощением в действительность. Потому что от ТФ-транспорта — один шаг до перемещения в пространстве усилием мысли, а это моя мечта.
— Почему? — удивился Филипп.
— Тогда сама собой отомрет спасательная служба, каждый из нас сможет прийти на помощь другому, как бы далеко тот ни находился. Правда, тут возникает еще одна проблема — проблема мысленного общения, парасвязи. Причем проблема не физическая, а морально-этическая. Мысленный контроль над мгновенным перемещением в пространстве установить можно, а воспринимать чужую боль, страх, беду мы пока не научились.
— Для этого надо все время ощущать людей рядом, мысленно ощущать, эмоционально, видеть их пси-сферу, желания и стремления. По-моему, это уже иные качества, другая энергетика тела, физические характеристики. Останется ли тогда от человека что-нибудь человеческое?
— Останется, — развеселился Богданов. — Доброта и стремление к совершенству. Разве не так?
На осмотр станции ушло два условных дня, хотя Филиппу помогала бригада инженеров спейсера под началом Станислава Томаха. К концу этого срока Филипп проникся к Богданову симпатией и уважением, малоразговорчивый и противоречиво-спокойный — по оценке Филиппа — Заместитель начальника отдела безопасности оказался не только знающим дело специалистом и остроумным собеседником, но и тактичным и сдержанным человеком, в чем сказалась двойственность его натуры. По виду, мгновенной реакции на любой жест и беспокойному блеску глаз он должен был быть очень подвижным, нервным, суетливым человеком, на самом же деле богдановская выдержка даже вошла в поговорку, такого самообладания не было у железного Томаха, и это изумляло Филиппа и заставляло самого относиться к себе жестче, требовательней.
Отсек управления “левым” кольцом ретранслятора, как назвал его Томах, или “входом резонатора”, как он назывался в паспорте, прятался под прозрачным куполом, способным выдержать ядерный взрыв, — три одинаковых помещения с тремя совершенно одинаковыми компьютерами, координирующими работу оборудования станции. Два из них были дублирующими, но включенными постоянно в параллель с основным — во избежание срыва канала.
При первом осмотре аппаратуры Филипп вдруг обратил внимание на панель терминала обратной связи, установленную специально для профилактического контроля работы компьютера: в рабочем режиме терминал был без надобности. Прямо над сенсором включения пульсировала необычайно красивая звезда, изменяющая со временем спектр излучения: три вспышки рубинового света, три оранжевого, три желтого, потом зеленого, голубого, фиолетового, и снова вся серия сначала… Озадаченный Филипп полюбовался чистыми переливами света и включил информ эксплуатации, однако в описании аппаратуры отсека не нашлось упоминания об индикаторе со сменой спектра. Судя по ответу информа, такая индикация не применялась на ретрансляторах вообще. Но “звезда” продолжала отсчитывать вспышки, как ни в чем не бывало, а главное, что источником света, как выяснилось, был просто участок панели, не имеющий подвода питания!
Филипп облазил весь терминал, сделал анализ материала панели и вынужден был сдаться: все параметры компьютера были в пределах нормы, а материал светящегося участка ничем не отличался от соседних. “Звезда” словно смеялась над ним, совершенно безобидная на вид, преобразившая панель в деталь от декораций сказки.
Может быть, это новейшая доработка оборудования? — пришла мысль. Но доработчики обязаны были оставить запись о реконструкции. Забыли? Маловероятно, хотя и не исключено. Что же это такое?
Ничего не придумав, Филипп поделился открытием с Богдановым, который отреагировал совершенно спокойно.
— Ну и что? — сказал он. — Вернемся и спросим у обслуги ретрансляторов, не копались ли здесь доработчики. Нам важно другое: узнать причину срыва груза.
На самом деле Богданов был очень и очень встревожен, но поделился своей тревогой только с Тектуманидзе.
Вечером второго дня, возвращаясь из очередной вылазки с Богдановым на станцию, Филипп, повинуясь больше инстинкту, чем сознательному решению, завернул вдруг в небольшой зал отдыха спейсера, откуда по коридору просачивались звуки музыки. Кто-то, вероятно, забыл закрыть дверь, и Филипп, прежде чем войти, с минуту размышлял, что потянуло его сюда.
В зале царил красноватый полумрак и был он пуст, лишь в дальнем углу, где мерцал созданный видеопластом костер, кто-то сидел за столиком, уронив голову на скрещенные пальцы рук.
Музыка стихла. Сидевший поднял руку, пошевелил пальцами — зазвучала новая мелодия, Филипп вздрогнул. Это была старинная атония “Знак беды”, мелодия полузабытых лет, напоминавшая о горечи утрат. Она всегда вызывала у Филиппа лирически-грустное настроение, а что такое настроение, как не климат сердца? И климат сердца у Филиппа после разрыва с Аларикой долго носил дождливый характер. Откуда же здесь эта мелодия?..
Душу защемило так, что Филипп прикусил губу, бездумно глядя на трепет оранжевых языков пламени. Музыка продолжала свое нежное, тающее журчание.
Человек за столом встал и растворился в полумраке. Но Филипп вдруг с суеверным страхом понял: женщина! Он не верил ни в совпадения, ни в мистику, но в этот раз ощутил в себе такой властный зов сердца, что, не раздумывая, шагнул в зал.
Женщина стояла у громадного черного провала в стене — один из внешних виомов был включен в направлении на южный галактический полюс — стояла, будто падая в абсолютную черноту пространства; взгляд невольно начинал искать искры света в этой темноте и не находил.
Филипп подошел, мучимый сомнениями, остановился, глядя на абрис женской фигуры. Женщина повернула голову… Он не ошибся, это была Аларика.
— Это ты, — сказала она низким спокойным голосом, будто они расстались час назад, будто не разделял их океан времени глубиной в пять лет и неизвестности, и почти угасшей боли потери. Почти?..
