— Дорогой учитель, наш единственный рубль ужасно жмет мне ногу. Я думаю, что теперь я уже могу его вынуть?
Положение было спасено. Учитель испуганно заморгал, вздохнул, протянул руку господину Бартельсу и сказал:
— Я принимаю ваши условия!
Едва сдерживая охвативший меня восторг, я поспешно расшнуровал ботинок, вынул злополучный рубль и небрежно выбросил его за окно, — теперь он нам был не нужен.
У подъезда нас ждало такси, — гордость московского коммунального хозяйства.
— Ну-с, господа, я еду в концессионный комитет и надеюсь, что смогу привезти оттуда разрешение на разведывательные работы. Вас, профессор, я прошу, на всякий случай, разработать ученый доклад о залежах торфа в Рязанской губернии. Быть может, наш доклад понадобится в концессионном комитете. А вы, Жю, поезжайте к этому водолазу и столкуйтесь с ним окончательно, — чтобы в любой момент он был в нашем распоряжении. Итак, господа, пожелайте мне успеха.
Дэвид Бартельс взялся за шляпу, но на минутку приостановился и, помолчав, не без ехидства добавил:
— Я полагаю, господа, что вы уже в достаточной степени успели ознакомиться с Москвой и, возвратившись, я застану вас дома?
Мы переглянулись с учителем, вспомнили Бутырский переулок, тяжко вздохнули и промолчали. Дэвид Бартельс вышел.
Едва захлопнулась за ним дверь, я с тревогой бросился к Оноре.
— Учитель! Вы слышали? Он настаивает на этом дурацком водолазе, он не намерен отказаться от своих нелепых условий, от этой идиотской разведывательной экспедиции. Даже в концессионном комитете, вы подумайте, учитель, даже там он просит разрешения только на разведывательную экспедицию!
— Да что же вы молчите, учитель? Вы слышите, — только на разведывательную.
Я в отчаянии заломил руки и, не в состоянии сидеть, забегал из угла в угол, как пойманный таракан в коробке. Оноре загадочно молчал.
— Разведывательную, — ха! Да что же можно там разведать? Что может обнаружить там этот несчастный водолаз? Века! Почвенные наслоения! Ил!.. Но почему вы молчите и смотрите на меня с усмешкой? Ведь это катастрофа, ведь это гибель нашего предприятия! Бартельс после лопат и кирок упрям как осел и, хотя он говорит «я сомневаюсь», но, учитель, он не верит, — вы слышите, не верит! И вот мы поедем туда, мы начнем разыгрывать этот нелепый фарс с водолазом. Он опустится на дно и, конечно, ничего там не найдет, не может найти!
В изнеможении, я повалился в кресло.
— Вы кончили, дитя?
— Кончил ли я? Что кончать-то, когда все рушится и гибнет! Я только одному удивляюсь, — вашему необъяснимому спокойствию.
— Оно продиктовано мудростью. Но, дитя мое, нам не следует терять времени. Немедленно поезжайте за водолазом и возвращайтесь с ним сюда.
— Учитель, ведь водолаз — это наша гибель. Ведь в тот момент, когда он поднимется со дна озера — наша концессия полетит вверх тормашками, но…
— Остановитесь, остановитесь, мой юный друг! Я две ночи подряд не спал. Вы видели, что я не отходил от своего рабочего стола и вот…
Профессор порылся в столе.
— И вот вам этот чертеж.
— Чертеж? Что за чертеж?
— Слушайте внимательно!..
— Алло! Алло! Это вы, господин Туапрео? Да, да, — это я, Бартельс. Господин профессор, я говорю из концессионного комитета. Немедленно выезжайте сюда. Да, сюда, в комитет. На повестке ваш доклад. Что? Ну да, конечно, о торфе. Жду вас через 15 минут.
— Выезжаю! — ответил Туапрео и повесил трубку.
На минуту он задумался. Но это была только коротенькая минутка, — так коршун медлит перед тем, как камнем упасть на жертву.
Собственно, доклада у профессора никакого не было. Все дни после примирения с Бартельсом были заняты разрешением мучительной проблемы — поставленного условия. Гениальная мысль поборола все преграды, — проблема была разрешена блистательно. Теперь вот этот доклад.
Но может ли французский ученый, мировой ученый Оноре Туапрео остановиться перед каким-то докладом, хотя бы и о залежах торфа в Рязанской губернии, хотя бы и в концессионном комитете? Конечно — нет! Вперед — без страха и сомненья!
Профессор собрал со стола кипу своих чертежей и выкладок, никакого отношения к торфу не имеющих, и сунул их в портфель.
Через четверть часа Оноре Туапрео входил в зал заседания концессионного комитета.
— Оноре Туапрео, французский ученый, знаменитый геолог! — рекомендовал профессора Дэвид Бартельс.
— Очень, очень приятно!
— Как же, как же — слышал, неоднократно слышал!
Расплываясь в улыбках, трясли руку Оноре приглашенные в качестве экспертов профессора, щеголяя знанием французского языка.
Все они впервые слышали имя Оноре Туапрео, но каждый боялся показать себя невеждой перед французским ученым и своими коллегами.
— Вдвойне приятно, ибо всегда с наслаждением читал ваши труды! — отрекомендовался последний профессор и взглядом победителя окинул собрание.
«Ох уж этот Сусветов, — он всегда норовит вперед, всегда!» — с завистью подумали коллеги.
Ответственные работники комитета поклонились, назвав свои фамилии, и восторги профессуры утихли.
Оноре Туапрео начал свой доклад.
— Прежде всего, о серьезности и солидности наших намерений свидетельствует то, что я попрошу у вас, господа, разрешения говорить по-русски!
— Мы не только детально изучили интересующую нас местность, но и сочли нужным, для пользы дела, в совершенстве изучить русский язык. Итак — о наших предложеньях. По имеющимся у нас, строго проверенным данным, в Рязанской губернии, в 70 километрах на северо-восток от Рязани, в районе озера Гнилого имеются богатейшие залежи торфа высокого качества…
Оноре Туапрео, не останавливаясь и не отдыхая, говорил в течение двух часов. Он приводил цифры, тут же умножал их, делил и снова умножал и, окончательно запутав слушателей бесконечным количеством канканирующих цифр, — блестяще закончил свой доклад:
— Из этого совершенно очевидно следует, что наше предложение базируется на строго проработанных научных данных, а концессия, которую, я не сомневаюсь, вы нам предоставите, послужит к обогащению, в первую очередь, прилегающего края, то есть Рязанской губернии, а нам, концессионерам, даст богатый научный материал, который, собственно, в основном нас и интересует!
Дэвид Бартельс экспансивно захлопал в ладоши. Из вежливости его поддержали обалдевшие профессора и собрание объявлено было закрытым.
Концессионеры удалились с тем, чтобы назавтра узнать о результатах.
— Это производит странное впечатление! Чего могут искать и что могут разрабатывать или добывать эти французы в районе Гнилого озера?
