Потревоженные мухи с гулом взлетели, открывая подношения. В числе даров оказались не только тюлени. Среди голов ларги и нерпы висело воронье крыло, пара бурундуков, желтая скрюченная лапа орлана, кусок рыбьей шкуры в блестящих перламутром бляшках, заячье ухо. Между пышным лисьим хвостом и изрядно протухшим горбылём с хищно изогнутыми челюстями болталась заскорузлая красная тряпка. Сглотнув, Сергей сунулся поближе. В обрывках меха и мяса мелькнуло что-то гладкое, синевато-белое.
— Не может быть. Это же… — он отступил, толкнул неслышно подошедшую Юльку и замолчал, не договорив. Крепко потер лоб, пытаясь прийти в себя.
— Чего не может быть? — спросила Юлька
— Почудилось, — ответил геолог Посмотрел на часы. — Если мы не поторопимся, опоздаем на ужин, — сурово сказал он и, подтолкнув девочку вперед, начал спускаться к пляжу.
Они не разговаривали, думая каждый о своем. Сергей с улыбкой представлял себе медведя, приходящего поклониться самому себе. Юлька, мечтая о палатке и спальнике, смотрела под ноги и вяло перебирала названия пород, собранных за день, — половина уже вылетела из головы, а ей так хотелось хоть в чем-то приблизиться к Сергею… Под ногу подвернулся плотный красноватый обломок, исчерченный тонкими прожилками.
— А это я знаю! — радостно воскликнула Юлька, подбирая камень. — Только забыла, как называется… Из него папа фигурки вырезал.
— Интересная порода, — Сергей повертел камень, рассматривая. — Диатомит. Образуется из скелетиков водорослей. Под микроскопом — очень красиво.
— Сколько же их тут? — обалдела Юлька. Сергей гордо улыбнулся, как будто водоросли складывались в породу под его личным руководством.
— А папа из него медведей вырезал, — хихикнула Юлька, — из водорослей.
— Опять про медведей! — со смехом воскликнул Сергей. Пройдя несколько шагов, он остановился и пробормотал, уставившись под ноги: — Забавно…
Он настороженно огляделся. Юлька посмотрела на песок и почувствовала, как по позвоночнику прошлась холодная мохнатая лапа. Поперек пляжа тянулась цепочка медвежьих следов, которые прямо на глазах заполнялись водой.
— Давай-ка поторопимся, — хмуро сказал Сергей и поправил карабин.
— Где машина? — закричал Дмитрий, едва они приблизились к лагерю.
Водителя в лагере не видели, и об обвале узнали только от Сергея. Петр Алексеевич бурчал обиженно: мол, можно было и не бежать к трассе на голодный желудок, а что повар задремал — так он тоже человек.
— Ты прекрасно знаешь, какой Вова упрямец, — раздраженно бросила Таисия Михайловна, — ударит что-нибудь в голову — так сразу бросается делать, не подумав и не предупредив.
Дмитрий рассеянно теребил бороду и пожимал плечами. Сергей молча грыз губы — из головы не шла красная тряпка, висящая на алтаре. Нет, такого не может быть, мать права: парень просто напрямик рванул к трассе, чтобы поскорее вытащить машину. Сергей задумчиво посматривал на начальника, но в конце концов махнул рукой.
— …стояли за Пильво. Тогда и в Ныврово, и в Музьме еще люди жили, в устье Пильво стойбище было, — короче, населенная местность. Однажды я остался в лагере: приболел. Валяюсь с книжкой, отдыхаю…
Ждали уху. Петр Алексеевич поправлял сучья в костре, помешивал, сосредоточенно хмурясь, и развлекал оголодавший народ байками.
— …Прибегает один такой. Дрожит, как заяц. «Начальник, — говорит, — берегись, сюда медведь побежал, шибко злой». — «Чего ж он злой», — спрашиваю. «Я его стрелял, ранил». Я смотрю — в рот пароход! У парня на плече пукалка висит, только уток смешить. «Ты чего, дробью по медведю папил?!» — «Хорошее ружье, медведя только плохо стреляет». — «Так зачем ты в него стрелял? Не напал же он на тебя?» — «А чего он тут ходит?»
Геологи рассмеялись, и Петр Алексеевич всплеснул руками:
— «Чего он тут ходит»! Видали?!
— Странно, — заметил Сергей.
— А ничего странного! — возмущенно ответил повар. — Он потом знаешь, что сказал? «Я, — говорит, — Хозяину не хочу служить, я за советскую власть! Пусть не ходит здесь больше!» Вот так… Кстати, — нахмурился вдруг Алексей Петрович, — вскоре после этого они и ушли. Что-то у них не заладилось на празднике, медвежонок то ли сбежал, то ли вовсе задрал кого-то. Вот и решили: бог их с места гонит. Дикие люди!
Петр Алексеевич помешал в ведре, зачерпнул, попробовал, опасливо вытягивая губы. Молча подтянул стопку мисок. Из ведра валил ароматный пар. Под слоем янтарного жира виднелись рассыпчатые белые куски и прозрачные обрывки вязиги. Только сейчас вымотанная Юлька поняла, как ей хочется есть.
Она хлебала горячую уху, не видя и не слыша ничего вокруг. Наконец острый голод прошел, и она довольно вздохнула, отставляя миску. Мир был прекрасен. Море в сумерках казалось серебряным, на юго-востоке разгоралось зарево, и скоро над горизонтом повисла малиновая, разбухшая луна. Казалось, она тихо жужжит от внутреннего напряжения. Скоро Юлька поняла, что звук этот — не плод ее воображения: Таисия Михайловна подняла голову, прислушиваясь, Дмитрий медленно отложил ложку, и повар решительно надвинул крышку на ведро с остатками ухи. Далекий зудящий гул становился все отчетливей, и вскоре по обрыву скользнули бледные в сумерках лучи фар.
— В рот пароход, — ахнул Петр Алексеевич, — неужели рыбнадзор? Доедайте скорее! — заволновался он, хватаясь за ведро.
— И так сплошное невезение, — хмуро сказал Дмитрий, — мало вам моего пальца? Надо, чтобы мы еще и ошпарились?
— Ешьте быстрее, — рассеянно повторил повар и потащил еще дымящее ведро в завалы плавника.
На лицах людей, вылезших из машины, была плохо скрываемая досада. Они долго совещались, решая, ехать ли дальше, но в конце концов приняли предложение Дмитрия встать лагерем по соседству, — то ли напуганные рассказом Сергея о медведе, то ли соблазненные ароматом возвращенной на костер ухи.
Их было трое. Здоровяк, с жирным глуповатым лицом, за весь вечер не сказал ни слова: усевшись, он тупо уставился в огонь, придерживая расходящиеся на животе полы куртки, и больше не двигался с места. Остальные оказались интереснее: молодой человек, похожий на прилежного студента, и солидного вида пожилой мужчина, на мясистом носу которого смешно сидели маленькие очки в тонкой оправе, — Юлька сразу решила, что это какой-то профессор.
— Мы этнографы, едем на Пильво, — сказал он.
— Так вы малость опоздали, лет этак на двадцать, — захохотал Петр Алексеевич. — Здесь давно никто не живет.
— А нам, собственно, местное население не нужно, — ответил профессор. — Мы ищем предметы культа… Старые, а еще лучше — старинные и древние.
