лайм, канадос, китаёза, косоглазый, азиоп, руски, желтомордый, негрилла, обезьяна, христоубийца.
– Что ты заучиваешь?
– Всякое разное.
Молчание.
– Мне кажется, ты меня не любишь.
– Люблю.
– Тогда почему не обращаешь на меня внимания?
– Я хочу продвинуться в Партии.
Молчание.
– И что я говорю?
– Когда?
– Во сне?
– Не знаю. Я просыпаюсь, успокаиваю тебя, и ты снова засыпаешь.
– Я говорил о чем-нибудь конкретном?
– О том, как ты убил человека.
– Об этом я не говорил бы.
– Я же не стану тебе врать, Чарли. Говорил.
– Нет.
Молчание.
– Интересно, откуда это взялось бы.
Молчание.
– Тебе плохо, Чарли?
– Нет, все в порядке.
– Может, тебе сегодня стоит остаться дома?
– Я не могу. Я должен продвинуться в Партии.
Молчание.
– И я люблю тебя, Бренда. Клянусь Богом.
– Иногда мне кажется, что ты за чем-то гонишься.
– Мне пора. Разбужу тебя, когда вернусь.
Две недели спустя, когда Нокс на сборочном конвейере вставлял прямоугольные зеленые блоки в соответствующие пазы на желтом шасси, к нему с поздравлениями подошел Старший Мастер.
– Слышал, пару недель назад ты завалил своего первого, – сказал он. Махнул рукой соседнему сборщику, чтобы тот на время подменил Нокса. – Говорят, ты действовал молодцом. Так держать, Нокс!
Нокс робко улыбнулся. Он так и не научился принимать похвалы.
– Спасибо, мистер Хэйл.
Из громкоговорителей неслись марши Сузы в исполнении оркестра Овального Кабинета. Музыка текла над лентой конвейера, и Нокс заметил, что отвечает ей в ритм.
– Нокс, – сказал Хэйл, – пойдем-ка со мной. Надо поговорить.
Нокс расстегнул ремни и выскользнул из фиксатора. И проследовал за начальником в угол цеха, где штабелями хранились блоки, готовые к загрузке на конвейер.
– Ты знаешь того парня, что работает через два человека справа от тебя? – спросил Хэйл. Он внимательно, очень внимательно смотрел на Нокса.
Нокс почувствовал, что ответить надо правильно и четко.
– Квинта?
– Ты хотел сказать «Квинтану»?
Хэйл выпалил это так резко, что Нокс даже не успел ответить: да, знаю, говорил с ним пару раз, вроде, нормальный парень. Но он не успел этого сказать, и Хэйл явно ждал какого-то ответа.
– Он что, имя поменял?
Начальник многозначительно кивнул.
– О, – негромко произнес Нокс. Он оглядывался вокруг, словно пытаясь сориентироваться в ситуации.
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы он говорил что-нибудь… – Хэйл не закончил фразу, но интонация указывала, куда он клонит.
– Что-нибудь… Что?
– Ну, что-нибудь… странное. Нежелательное, ты же понимаешь, о чем я?
Внезапно до Нокса дошло, что имел в виду Хэйл.
– Я с ним особо и не разговариваю. Держусь сам по себе.
Хэйл не унимался:
– Но ты же с ним разговаривал? И он говорил всякое разное, верно?
У Нокса голова пошла кругом.
– Да не особо, просто…
– Просто что?
– Разок о скорости конвейера, вот и все.
– И когда это было?
– О черт, мистер Хэйл, я не пом…
– Может, месяц назад, когда линия была перегружена блоками, и ее пришлось остановить на час?
– Ну… я не знаю наверняка, но может быть.
– Постарайся вспомнить, Нокс. Мы же не хотим обвинить человека просто на основании догадки. – Старший буравил Нокса взглядом.
Обвинение. Это слово пламенем вспыхнуло в мозгу Нокса. Но если Хэйл задает эти вопросы – а Хэйл был в Партии лейтенантом – на то должны быть причины. Нокс лихорадочно соображал. Квинт.
Поправка: Квинтана. Человек не меняет фамилию, если ему нечего скрывать. «Квинтана». Явно иностранная фамилия. Похоже, латинос. И да, Квинт…ана говорил о том, что конвейер двигался слишком быстро, и что никакого смысла в их работе не было, собирать блоки и снова разбирать их, это было на той самой неделе, когда случился затор, теперь Нокс был в этом уверен. И чем больше он обо всем этом думал, тем яснее для него становилось, что Квинтана вовсе не тот, за кого себя выдает. Эти маленькие глазки. И то, как он сучил руками, собирая блоки.
– Уверен.
– Нокс, – сказал Хэйл, хищно улыбаясь, – теперь ты не просто пассивный партиец. Ты выявил врага. Как-нибудь вечерком загляни ко мне в офис.
Нокс вернулся на свое место, пристегнулся и включился в ритм работы. И с этого момента он непрестанно поглядывал на Квинтану.
И когда лента конвейера дернулась и затормозилась, Нокс сразу же повернулся направо. Квинтана. Перед ним громоздилась куча блоков, и Квинтана рукой пытался забить зеленый блок в бракованное отверстие. Так и есть. Квинтана саботажник.
Кто-то закричал:
– Держите его!
Нокс мгновенно расстегнул ремни и выскочил из фиксатора.
Может быть, из-за разговора с Хэйлом он был начеку. Остальные толпились вокруг конвейера, вертя головами и пытаясь понять, кого надо было «держать». А Нокс знал. Рядом со своим местом он увидел грузовую тележку, которой прежде не было, – но теперь она была, здесь, рядом – должно быть, кто-то вопреки правилам оставил ее. Он выдернул стальной прут, служивший тормозом. Три шага, три размашистых шага, и он уже стоит над Квинтаной, отчаянно пытавшимся разобрать завал.
Нокс бил от бедра. Стальной прут ударил Квинтану по плечам, и он повалился на ленту конвейера лицом вверх. Он изворачивался, прикрывая голову ладонями, а Нокс размахнулся снова.
Прут угодил по горлу Квинтаны, и Нокс услышал, как хрустнули позвонки. Тут подоспели и другие, оттащив Квинтану от его места.
Его начали избивать, и собравшиеся сзади расталкивали стоящих впереди, чтобы каждый получил свой шанс, но в центре всего был он, Нокс. Со стальным прутом в руках он стоял над саботажником, вонючим мексикашкой, широко расставив ноги и изогнувшись назад, с напряженными мышцами живота и крепко сжимая прут обеими руками. Он бил снова и снова, и размозжил череп Квинтаны; звук был такой, словно дохлую рыбу швырнули на мраморный прилавок.
Потом Нокс отбросил стальной прут в сторону и обвел всех взглядом.
– Он больше не сможет нам вредить. Давайте, за работу!
Когда Нокс пристегивался к фиксатору, он снова осмотрелся. Мистер Хэйл улыбался и смотрел на Нокса с нескрываемой гордостью. Хэйл подмигнул Ноксу и двумя пальцами показал ему знак победы – V. Чарли Нокс. Мужчина. Который.
Лежит и видит сны.
Ему снится, что люди в черном пришли за ним. Стоп. Они не люди. Нет, люди. Нет.
Чарли Нокс не может сказать, люди они или нет.
Он думает (во сне), что они люди, но походка у них не такая, как у людей. Какие-то чужие, нечеловеческие движения – как ящерица: бросок, стоп, еще бросок, – как курица, вприпрыжку: выпад, стоп, выпад, чужие – конечности у них изогнуты неправильно. Но это люди. Нет. Должны быть людьми.
Нет. Безусловно нет.
– Чарли!
Молчание.
– Чарли, проснись, ты плачешь!
– Нет, все в порядке… что, что… это было?
– Ты кричал во сне.
– Это от
