Петля времени… Ведь это август сорок пятого - те двое, с мячом. Снимок тусклый, пожелтевший, еще десять-двадцать лет - и время сотрет наши лица. Как жаль. А сейчас нужно поехать туда. Не принесут радости встречи и намеченные на будущее поездки, если в прошлом осталась хоть малая вина.
Немедля! Причина - там. На поездку - час. Не более.
…Ветер над Яузрй. Морщит мутную воду, гонит пыль по выщербленному асфальту в сторону Костомаровского моста.
Вот он врывается на холм, шелестит травой Яр точно вздыхает.
Затрясся куст под стеной. Снова тишина… Вот оно, то место.
Меня не удивляет, что желания человека, умеющего излучать биополе, исполняются: я это знаю. Фантастично лишь то, что я так отчетливо помню Москву сорок пятого… Это почти реальность - воспоминания о ней. Больше всего на свете я хотел бы увидеть этих ребят. И футбольный мяч у стен монастыря. Мне безразлично, как это называется: телепортация, иллюзия или даже путешествие во времени. Это возможно, сестра права. И я смогу… Пора исправить ошибку и доиграть матч честно.
Пасмурный день. У монастыря ни души. И трава, трава.
Как тогда.
Странный порыв теплого ветра. А трава не шелохнется. Пробился сквозь облака закатный луч. Знакомые мне ожидания несказанного, неповторимого.
Впрочем, вот они появились.
Трое, четверо… еще четверо. И тот мальчуган. У него в руках мяч. Я срываюсь с места легко, стремительно. По-мальчишечьи. Передо мной сквер. Оправа - предзакатное солнце.
Облака вдруг исчезли. Чистый багряный свет… Третий тайм.
Еще одна запись в дневнике Необыкновенно стремительный полет над тайгой, в вечернем небе над пеленой облаков яркие, как радуга, полосы - следы заката. Полуявь, полусон, но главное помнится так ясно, что и сейчас вижу глаза ее на фоне распадка с белыми цветами.
Удивительно это: за восемь часов полета я пересек почти половину земных меридианов. Быть может, для того, чтобы оказаться у них на планете, потребовалось бы времени даже меньше. Пусть так, но я не согласен. Я все же не променяю рейс в город моего детства на гиперпространственный и безвозвратный полет в окрестность Магелланова облака или в любую иную окрестность.
Был ясный день. В долине реки Уптар на россыпях серой гальки цвели заросли кипрея в рост человека. Через полчаса автомобильной езды на взгорье показались знакомые дома, я попросил шофера проехать к бухте по старым улицам, но мы так и не смогли приблизиться к морю. Улочки узкие, с неповторимым обликом: деревянные дома залиты солнцем, за деревянными изгородями - дикие цветы, багульник, ольха.
…Спустился к бухте, разделся, вошел в воду. Начался отлив. Я шел по сверкающим лужам, добрался до большой воды, поплыл. Тело обожгло студеными струями отлива. Нырнул, открыл глаза, рассматривая морских ежей, рыбьи стаи, ватаги раков-отшельников. Вынырнул и поплыл к отвесному обрыву, где у подошвы сопки обнажилась полоса светлого песка. Потом развел костер и грелся, сидя у огня, пока солнце не упало за гористый мыс. И, возвращаясь в город, я вспоминал ее, Вот как все произошло.
Примерно через час после отлета из Москвы я задремал.
Вдруг во сне зародилась необъяснимая тревога, словно кто-то преследовал меня. Я проснулся. В салоне тускло горели крохотные лампочки. Сосед слева спал, накрывшись газетой, и похрапывал во сне. Тревога улетучилась, я нажал кнопку, стюардесса принесла минеральную воду, я поблагодарил ее и откинулся в кресле. Но спать расхотелось. Вдруг я увидел рядом с моим креслом женщину. Она стояла и наблюдала молча за мной.
Я встал. На ней было темно-зеленое платье с отложным воротничком и вышитым цветком, похожим на цветок мальвы. Она быстро проговорила, слегка наклонив голову: - Я думала, ты выше ростом.
– Нет. Я не великан, - улыбнулся я. - Шатен среднего роста, как многие. А ты удивительно хороша собой сестра… несмотря на возраст. - И тут я разглядел цветок на платье, он был, наверное, живым.
– Ну вот я пришла и увидела тебя, - сказала она с едва уловимой интонацией горечи. - Еще минута, и мы попрощаемся. Хорошо, что многое мы успели сказать в письмах. Я рада, что встретила тебя.
Она приблизила свое лицо, и в этот момент мне навсегда запомнились ее огромные, серые с синевой глаза, где таились готовые вспыхнуть искры.
– Я увижу скоро дом нашего отца, Рэа.
– Я знаю. Береги себя, брат. - Она задержала мою руку в своей, словно не хотела расставаться. И тихо так сказала: - Смотри, какие облака…
Я оглянулся, посмотрел в иллюминатор, увидел облака, светившиеся от закатной радуги. Когда обернулся, ее уже не было.
Подошла стюардесса, спросила:
– Кто эта женщина? Почему она была не на месте?
– Она подходила узнать, когда прилетаем.
– Но ее нет в салоне! И на посадке не было.
– Вы что-нибудь слышали о зеленых человечках? - спросил я, вспомнив вдруг, с чего началась переписка.
– Но это выдумка! - воскликнула стюардесса.
– Конечно, выдумка, - согласился я. - И ваша точка зрения мне понятна. Лично я, правда, иногда думаю иначе. Сейчас, например, когда в иллюминаторе видна вон та неяркая звездочка, на которую можно и не обратить внимания. Кто знает, что за миры откроются нам когда-нибудь. Но только тогда, не раньше, мы с вами увидим снова женщину в зеленом платье с цветком мальвы.
…А воображение мое очертило круг, и в нем оказались моря и океаны - воды их бороздили корабли с тугими звенящими парусами. Круг расширился. По лону земли, по белым пескам, среди тридцати зеленых хребтов шумели семьдесят семь играющих рек.
И девяносто девять рек бежали, сливаясь, по красным пескам, среди медно-желтых гор, у янтарных подошв ста семи утесов.
Солнце всходило над первым и вторым мирами. Над обоими мирами в волшебно-прозрачной выси плыл сверкающий воздушный фрегат. Внизу, пересекая ленты ста семидесяти шести рек, накрывая загривки хребтов, бежала его тень.
И возникли слова: “С тобой мы шли, и ночь была все краше, и свет гнал тьму, и стало людно вдруг. И тень шагнула в человечий круг, и понял я, что имя ей - Бесстрашье”.
ИГОРЬ МАРТЬЯНОВ ИХ ПОГУБИЛА ЛУНА!
После обеденного перерыва в наш отдел зашел ответственный секретарь редакции Костя Ледков и сказал: - Старик, выручай. В областном музее открылась новая экспозиция о службе быта города. Шеф распорядился дать тридцать строчек в номер. Послать больше некого…
Я с досадой отложил начатый очерк и отправился выполнять это не очень-то престижное журналистское задание.
В музее было, как всегда, немноголюдно. Я быстро заполнил блокнот нужными сведениями и уже собрался уходить, как увидел группу школьников во главе с молоденькой учительницей.
