Опять принесло мошкару, она обнаглела и лезла в глаза. Кто-то страстно урчал и хлюпал в болоте за бугром, может, опасный, а может, нет. На плесе вода сделалась темнее и холоднее. На вид здесь было глубоко. Большие прозрачные насекомые гонялись за мошкарой, стараясь держаться подальше от воды. Там их поджидали. Шумно плеснула, выпрыгнув на мгновение, крупная рыбина и снова ушла в глубину, хищная тварь.
Солнце жарило вовсю.
— Поесть бы что-нибудь, — сказал Йорис, шмыгая носом. — Может, у нас осталось? Крошки какие-нибудь…
Питер покачал головой.
— Потерпи, — сказал он. — Первая сосулька, какую найдем, — твоя. Обещаю.
— Почему это моя? — благородно возмутился Йорис. — Я поделюсь…
— А я-то думал: как нам быть, если ты не поделишься? Лежи уж… выздоравливай. Ты, Вера, прости: сосульку — Йорису. Мне гребец нужен.
— Правильно, — сказала Вера. — Я не хочу есть. — Она вдруг испугалась, что ей не поверят, и замотала головой: — Правда, я совсем не хочу.
Но ей поверили, и от этого стало даже немножко обидно.
Ребята поговорили о том, как наедятся в лагере и сегодня же вечером — не позже! — улягутся спать сытыми, и о том, что пищевая паста не столь уж дурна на вкус. Тут Вера вспомнила, что сегодня день рождения Петры, поэтому должен быть особенный стол. Всех троих немного мутило, а рты наполнялись пустой слюною, но приходилось говорить о еде, чтобы не думать о лодке, о страшной вмятине в ее днище и о том, что ждет их на озере. Вернее — кто ждет.
— Говорят, у Стефана в башне целый склад консервов, — зло сказала Вера. — Только никто не знает где.
— Сказки, — веско возражал Питер. — Нет у него никакого склада. Мы бы знали.
— Да? Сказки? А когда испортился синтезатор, откуда взялись консервы? Мясо, овощи, молоко для малышей? Откуда все это?
— Отчего же не спросила? — равнодушно отозвался Питер. — Побоялась?
— Ну, не так чтобы… — Вера поморщилась, потревожив руку. — Просто как-то не пришло в голову. Как-то так… Я же тогда еле ноги волочила, ты помнишь. Да и ты тоже. Сам-то почему не спросил?
— Потому что нет никакого склада. Не спорю, раньше был, а теперь нет. Так-то вот.
Было жарко. И было сыро и противно. Все сразу.
Услышав осторожный свист, Илья перемахнул через перелаз в частоколе с такой скоростью, что запутался в перекладинах и едва не грохнулся оземь. Дождался наконец! Черви бы болотные сожрали рыжего зануду — всегда плетется еле-еле.
— Зачем звал? — спросил Людвиг.
Илья оглянулся — Маркус маячил на верху частокола и был похож на нахохлившегося вороненка. Свистнет, если что. За частоколом торчала черным пнем верхушка донжона, вокруг которой низко летала старая седая гарпия. Часовой не обращал на нее внимания — гарпии опасны стаей.
Илья еще раз осмотрелся, вопросительно кивнул Маркусу, дождался ответного жеста, подтверждающего, что все в порядке, Стефана нет, и тогда, наклонившись к уху Людвига, сказал шепотом:
— Я знаю, как добыть бластер.
Так, пожалуй, и ветер стихнет, — озабоченно произнесла Вера.
Тему не поддержали. Плохая примета — говорить о ветре перед переходом через озеро. Оно этого не любит.
— А если вмятину залепить глиной? — предложил Йорис.
— Размокнет и отвалится. Да и глины нет.
Завалив лодку набок, Питер тщательно прикрепил киль. Киль был явно маловат, чтобы выдержать внезапный боковой шквал. В сущности, он являлся одним из стабилизаторов ракеты, достаточно совершенным, с точки зрения аэродинамики, чтобы использовать его на открытой воде. На порогах киль был не нужен и покоился внутри лодки.
— Надо бы сделать катамаран, — сказал Йорис. Он поддерживал лодку с кормы, стараясь не глядеть на страшную вмятину в днище («Неужели это я сюда головой?..»).
— А на реке?
— А на реке его можно разбирать. Получатся две лодки. Одну прятать, ничего ей не сделается, а на другой плыть дальше. Потом на обратном пути вернуться снова собрать. И идти напрямик по озеру. Сделать катамаран пошире, тогда его, наверно, даже водяной слон не перевернет…
— Сорок лет думали и не додумались, — презрительно сплюнула Вера. — Много ты знаешь про водяного слона. Ты его хоть раз вблизи видел?
— Видел!
— Когда?
— В прошлом году! — От обиды Йорис чуть не выпустил корму. — Видел, видел, видел, видел! Вот! А ты катамаран когда-нибудь видела?
— На картинке. Давно, на Земле еще.
— А я его живьем видел!
— Врешь ты все…
— Нет, отчего же, — сказал Питер. Когда он начинал говорить, другие умолкали. — Идея сама по себе интересная. Просто отличная идея. — Краем глаза он проследил за тем, как на лице Йориса разливается румянец смущения и удовольствия. — Вот только один вопрос: где взять вторую лодку?
Ребята спустили судно на воду. Чтобы его загрузить, пришлось зайти в реку по пояс. Укрепили растяжками мачту — тонкую прямую трубку из системы охлаждения реактора «Декарта». Перед тем как отчалить, Питер срезал длинную палку и привязал к ней свой нож. Получилась пика. Если водяной слон появится рядом с лодкой, его можно будет кольнуть, тогда на минуту или две он уйдет на глубину. Потом, правда, он всплывет снова. Привыкнув к ударам пикой, слон будет пытаться перевернуть лодку, а когда люди окажутся в воде, то разберется, что к чему. Поэтому опасно удаляться далеко от берега — водяной слон любит глубину, он никогда не появляется на прибрежных отмелях. Впрочем, его вообще трудно обнаружить, в особенности, когда он охотится. Перед атакой его тело теряет бурую окраску и становится настолько прозрачным, что сквозь толстую мембрану хорошо видны пищеварительные вакуоли, ядро и туманные пятна органелл.
Озеро было большим — шесть километров шириной в самом узком месте и до двадцати пяти в длину. Точно так же, как гигантское одноклеточное животное именовалось водяным слоном, стремительные торпедообразные беспозвоночные, достигающие огромных размеров, назывались рыбами. Несъедобные для человека, они были основной пищей слона. Каждый знал, что в озере, на берегу которого стоит «Декарт», может жить только один водяной гигант — двоим здесь не хватит пищи. По-видимому, животное было достаточно редким: Питер, облазивший всю округу и разведавший десятки больших и малых озер, знал всего лишь три озера с водяными слонами.
Слон размножался делением на три части, но это случалось крайне редко. Они расплывались в разные стороны, охотились порознь, росли и до поры до времени мало интересовались друг другом. Рано или поздно их отношения выяснялись в беспощадной схватке, и тогда вода в озере кипела, а волны выбрасывали на берег скользкую пену. В жарких поединках, иногда наблюдаемых с верхней площадки донжона, не замечалось никакой общей закономерности, только финал битвы всегда был одинаков: двое из трех должны были погибнуть. После этого в течение одной-двух недель по озеру можно было плавать вполне безнаказанно, даже пугливая рыба смелела и выпрыгивала из воды, радуясь отсрочке: водяной слон был занят перевариванием своих собратьев.
