Встретились мы с Громовым на лестнице.
- Ты ко мне? - спросил он.
- К тебе. Мне необходимо срочно повидаться с мальчиком.
- А, собственно, зачем?
- Выяснить одно обстоятельство.
- Если про костюм, то не стоит выяснять. Обидится. Он ведь костюм взял нз твоей памяти, а не из химчистки.
- А ты откуда знаешь про костюм?
- Твоя мать встретила меня вчера и рассказала. Но это просто совпадение. Ему чужие вещи не нужны. И из кабинета он тоже не выходит. Я за зто ручаюсь.
- Да нет. Я не про костюм у него хочу выяснить.
- А про что?
- Про то, кажется он или существует на самом деле?
- Он и существует и кажется.
Я немножко растерялся от этого неожиданного ответа. И впервые пожалел, что сейчас нет со мной Витьки. Витька уж наверняка знал - можно ли одновременно и существовать и казаться. Он ведь все энциклопедии читал.
- А это не идеализм? - спросил я Громова.
- Нет, не идеализм. Ведь мы тоже существуем и кажемся.
- Не понимаю,- сказал я.
- Сейчас объясню. Вот ты считаешь Витьку очень умным и многознающим. И я тоже считал. А потом разубедился. Значит, одно дело - это Витька, каков он есть на самом деле. А другое - каким он мне казался.
- Значит, мальчик тоже не такой, какой он есть на самом деле?
- Нет, тут дело сложнее. Теория информации, воздействие неизвестных нам импульсов на сферу, ведающую воображением, нет, не телепатия, другое. Он мне объяснял.
- А ты мне объяснишь?
- Некогда. Мать послала за дрожжами. Пирог хочет печь. У нас гости будут. Археологи, антропологи. Ну, пока!
Хоть я никогда не видел антропологов, но очень на них рассердился. Из-за них и из-за этого несчастного пирога пришлось отложить свидание с мальчиком.
Чтобы не томить других и самого себя, я пропущу целую неделю и прямо расскажу о моей второй встрече с мальчиком.
Когда Громов открыл дверь в кабинет, мне опять стало холодно. Даже почему-то холоднее, чем в прошлый раз.
Мальчик стоял на том же месте и улыбался. И в этот раз он тоже был похож на меня, но меньше. Гораздо меньше. Во-первых, он был чуть повыше меня и пошире в плечах. А во-вторых, у него были чуть заметные рыжие усики, как у Девяткина. В прошлый раз этих усиков не было. Выросли за неделю.
Я посмотрел на его костюм. Костюм тоже был мой, но теперь не тот, что потерялся на Большом в химчистке, а серый, новый, в полоску. Тот, что остался дома в шкафу.
Я сразу подумал: интересно, висит он еще там на металлической распялке или уже исчез?
Потом я покраснел от стыда и испугался: не догадался ли мальчик?
А мальчик, по-видимому, догадался.
- Да, костюм твой,- сказал он.- Извини. Я его занял у тебя на время.
- Из памяти? - спросил я.
- Разумеется, не из шкафа. Я ведь никуда не выхожу.
- И давно?
- Начиная с мелового периода, когда инженеры и физиологи сделали копию.
- А как они ее сделали?
- Об этом я расскажу не тебе.
- А кому?
- Вашим ученым и специалистам. Да и им, чтобы понять принцип, придется отказаться от старых навыков мышления.
- А ты существуешь или только кажешься?
Мальчик хмыкнул носом совсем как Витька Коровин, но плевать на пол не стал, наверное, пожалел труды громовской матери.
- А ты сам как думаешь?
- Когда шел сюда, думал, что ты кажешься.
- А сейчас?
- Сейчас не уверен.
- Так ты хочешь, чтобы я тебя разуверил, не так ли?
- Нет, мне этого не надо.
- Чего же ты хочешь?
- Хочу узнать истину.
- Это похвально,- сказал мальчик,- но не знаю, понравится ли тебе истина. Дело в том, что я больше кажусь, чем существую.
- А это можно? Это не противоречит законам природы?
- Нисколько. Тот, настоящий, мальчик улетел на свою планету еще в меловой период и, наверное, давно умер. А я его копия. Моя задача в том и состоит, чтобы всем казаться этим мальчиком. Не знаю только, получается ли у меня.
- Получается,- сказал я.
Громов промолчал, хотя вопрос относился и к нему тоже. По его лицу я догадался, что он мое мнение разделяет не целиком.
- В конце концов,- сказал мальчик,- я немножко артист. Играю того, кого я должен напоминать, но что делать? Все биологические существа бронны. А я с мелового периода нисколько не изменился.
- А усики? - спросил я.- Их не было в прошлый раз.
- Это маленькая накладка. Не обращай, пожалуйста, на нее внимания.
- Ладно,- сказал я.- Так и быть. Не буду обращать внимания.
Но обещания, конечно, не сдержал. То смотрел на усики, то на серый, новый костюм в полоску и думал при этом - висит ли он еще там, в шкафу, на металлической распялке или уже не висит.
Эта назойливая и бесстыдная мысль о костюме очень мне мешала сосредоточиться и задать мальчику (копии) какой-нибудь умный и имеющий научное или техническое значение вопрос. Кроме того, эта мысль мешала мне чувствовать себя представителем планеты Земли, принимающим участие в беседе с копией мальчика с другой планеты.
Вообще я забыл о том, что я представитель, и о том, с кем я говорю. Отчасти в этом виноват был сам мальчик (копия), который уж очень обыкновенно и просто выглядел в моем костюме.
Я оглянулся и посмотрел на Громова. Лицо у него было напряженное и сосредоточенное. И по выражению его лица я понял, что мне надо подтянуться и проявить себя, ведь все-таки я представитель земного человечества, хотя меня никто не уполномочивал.
Я подумал, помолчал, потом спросил мальчика:
- А чем ты питаешься?
- Ничем.
- Абсолютно ничем?
- Только духовной пищей.
- Наверное, берешь без спросу книги, что стоят на этих стеллажах?
- Почему без спросу? Случается, и спрашиваю. Но читаю я мало. Больше вспоминаю. Ведь в моей памяти записано все, что накопила история цивилизации той планеты, с которой прилетел мальчик на Землю в меловой период.
- И ты все помнишь?
- Не все. Иногда и забываю. И тогда начинаю сам себя спрашивать и экзаменовать. Больше ведь некому. Все улетели. Я один остался у вас на Земле. И ждать мне долго пришлось, пока появится человечество. Эволюция не спешит. А когда были ледниковые периоды, я думал, все погибнет. Ведь против человечества были не только холода, но даже теория вероятности. Все висело на ниточке. А я ничем не мог помочь. Я ведь был только зрителем. В этом была ошибка мальчика, чьей копией я стал. Он очень хотел остаться на Земле. Очень! Он очень ее полюбил. И он очень хотел помочь людям, когда они появятся, но он не догадался, что только цивилизованное человечество сможет найти с ним общий язык. Людям диким, не цивилизованным помешают суеверие и страх. Сколько раз меня принимали то за бога, то за дьявола, когда я пытался вмешаться в человеческие дела. Потом я махнул рукой и стал созерцателем. Первый, с кем я заговорил, был археолог, отец твоего приятеля. Но он тоже из тех, кто не любит спешить. Пишет докторскую диссертацию. А когда напишет, тогда и сообщит человечеству о своей находке. Вот потому мне и приходится беседовать с тобой вместо того, чтобы принимать здесь представителей прессы и ученых.
