— О да! На текущий момент… в свете принятых решений… с чувством наиглубочайшего удовлетворения…
— Ну, а как вы следите за спросом? — хлопнув в ладоши снова, спросил Самый Главный. — Как ищете товар, нужный для покупателей?
— Поку… пателей?.. — с видимой натугой переваривая услышанное, повторил ответственный. Он силился найти в своей памяти хоть какой-то аналог. Наконец, это удалось. — Ах, для этих! Да, да, конечно! Товары для народа! — (Он покосился на входную дверь). — В свете решений… наиглубочайшего…
— А как поставщики? — осведомился Самый Главный.
Тот опять растерялся. Но ненадолго.
— Подводят! — обрадованно заголосил он. — Ещё как подводят! Но мы ищем! У нас такие мастера! Поэты торговли! Так и горят на работе! — (Его прошибла слеза. Голос дрогнул, зазвенел).
— И… прямо-таки горят? — уточнил Самый Главный.
— О! О! У нас ужасная работа! Вредная работа. Что там шахты и рудники! Недавно мы лишились… мы скорбим… это наше общее горе дружного коллектива.
— Что такое?
— Ах… банкет. Маленький ужин для очень, очень уважаемых людей. Я предвидел. Я беседовал. Его преклонный возраст, сердце… Но он не пожалел себя. О, бедная вдова! Несчастные дети! Два чудных несмышлёных карапузика… младшему всего пятнадцать годиков…
Я вовремя вспомнил, к счастью: мы тем и отличаемся от аборигенов, что не умеем плакать. Но на Самого Главного трогательная речь произвела странное впечатление. Он уже не интересующимся, не уточняющим — каким-то нехорошим тоном спросил:
— Ну, а результат?
Ответственный отреагировал странно. Хотя бы потому, что совсем не растерялся:
— О! О! Только что! Мировой стандарт!
Он повёл нас к двери с табличкой «Посторонним входить не разрешено».
По ту сторону двери на Самого Главного, членов комиссии, а тем более на меня никто и не оглянулся. Там были заняты. Аборигены и аборигенки в костюмах продавцов распихивали по сумкам и мешкам знакомые шубейки.
— Зачем ты взяла две сумки? — услышал я знакомый голос. Да, я слышал его из-под плаката «Перспективная модель». Сейчас обладательница этого голоса не думала спать. Она хватала, пихала, толкалась, улыбалась и не забывала повторять сладким голосом: — Я близко живу, а ты далеко. Надорвёшься, миленькая.
— Сама не надорвись, — отвечали ей. — Мальчики, девочки, вон жёлтенькая лежит. Никому не надо? Беру!
Ответственный кашлянул.
Они услышали. Немедленно среагировали: не прекращая своих упражнений, освободили место. Знакомая из-под плаката «Перспективная модель» оглянулась. Увидела Самого Главного. Дружный коллектив расступился ещё шире. Вот уж кто владеет телепатией!
— Что происходит? — поинтересовался Самый Главный. И ответственный подхватил отцовским строгим голосом:
— Что происходит? Как будто в первый раз на свете живёте, честное слово! Сколько вас учить, при ком берут и при ком дают? Вот сейчас как… объявлю всем по замечанию!
Все вытянулись по стойке смирно. Кто-то гыгыкнул, выронив сумку, которую, по причине занятости рук, держал в зубах. Чуть погодя кто-то спросил:
— Всё? Можно продолжать?
Самый Главный обернулся к ответственному. Ответственный послушно рассердился на них:
— Вот как! Ну, замечаний тут будет мало! Тогда по строгому замечанию! Да, да, не меньше! Вы должны усвоить суровый урок! Я вам говорил: нарвётесь… то есть, надорвётесь!
— Дети малые у нас, — проникновенно, как стихи, начала моя знакомая. — Пропадут! Не губите!
Коллектив сопел, размазывая косметические цветные слёзы. Что-то зарычало и завоняло под окном. Хлопнула дверца с табличкой «Посторонним входить не разрешено». В помещении возник статный молодой абориген спортивного вида.
— Мать, привет! — крикнул он. — Давай скорее, а то плакать начну!
Я содрогнулся: что, если он действительно заголосит во всю мощь своих исключительно здоровых лёгких? Испугалась и моя знакомая. Начала судорожно тискать сумку. Сумка никак не могла закрыться. Она чуть не плакала, молодой абориген тоже начинал подвывать от злости:
— Ну, ну, и эта померла! На работу из-за тебя устраиваться, что ли!
— Старая я… больная…
— А я здоровый! Сейчас побегу и запишусь на завод, в самый страшный цех! Где труднее!
Это возымело действие. Она кое-как застегнула сумку. Он вскинул ношу на плечо и, едва не опрокинув по дороге ответственного за торговые дела, выскочил за дверь. Зарычало и завоняло под окном транспортное средство. Опять всё стихло.
Безмолвствовал Самый Главный. Безмолвствовала комиссия. Ответственный моргал глазами, превращаясь из сурового отца в нашкодившего мальчишку. Он становился все меньше и меньше.
А на меня накатывал смех. Ладно, если бы я хоть что-то понял в происходившем. Так нет: я даже не успел перевести сказанное. Что до компьютера, то он давно самоотключился в панике перед свалившимся на него объемом новой информации, которого он не мог переварить, и помощи мне ждать было неоткуда. Но беспричинный смех буквально душил меня. Угомонился он только в экипаже, когда мы ехали по улицам Центра. Мелькали дома, деревья, заборы… И всё это было покрыто густым слоем розового лака. Всё блестело, сверкало, слепило.
Окончательно я стал приходить в себя только на заводе, куда мы прибыли. От новости: к ремонту моего корабля здесь ещё не приступали.
Ответственный за заводские дела был знаком с Самым Главным. Потому и разговор начался не как раньше: без долгих вступлений о контактах с поставщиками:
— Ты, дружище, когда работать начнёшь? — спросил Самый Главный.
— Ну, так ведь…
— Когда работать начнёшь? — повторил Самый Главный, обводя взглядом бездействующие станки и скучающих станочников.
— Металла нет, — уверенно, хотя и очень тихо молвил ответственный. — Инструментов нет. Фондов ноль. Все лимиты исчерпаны.
Я подумал: а ведь он эти слова давно заучил наизусть. Как я в курсантские годы учил наизусть инструкции.
— Ну, знаток! — покачал головой Самый Главный. И тот еще увереннее зачастил:
— Что «знаток»? Что «знаток»? Ты встань на мое место и попробуй хоть что нибудь сделать! Ты знаешь, как я работаю? Ты знаешь, как я вообще работаю? Вон, станок стоит, на котором ты в молодости начинал. Новых нет и не будет! Корпуса дедовские. Жилья нет. Кадры разбегаются. Некем стало работать! Некем! А в Центре нас неправильно поняли!
— Ого! — воскликнул Самый Главный. — Хорошо бы, совсем не поняли, а то ведь поняли, да неправильно… Допустим. Верю. А если я тебе дам?
— За что? — всхлипнул ответственный и закрыл нос рукой.
