вход. Даже музыка здесь, слетая с искрящихся раструбов духовых инструментов, воспламеняет воздух.
Бальный зал расширялся на протяжении всего дня. Его грандиозные стены, скользя по паркетному полу, постепенно раздвигались вширь. Пышное торжество стремится заполнить собой все гигантское пространство. Длинные вереницы аэромобилей выпускают тысячи гостей в нарядах таких безумных расцветок, каких в Шриве не надевают ни на один прием.
Сначала бальное платье Рафи кажется скучным. Но с увеличением количества гостей его черные и серые оттенки начинают выделяться на фоне всеобщего разноцветия тканей и огней. Да и Кол, стоящий рядом со мной, выглядит великолепно. Его костюм цвета полуночи блестит, словно темный металл, и сверкает в свете вспышек на потолке и в небе. На галстуке в виде наноскрина мелькает изображение ночных океанских волн, разбивающихся о берег.
– Улыбайся камерам, – говорит он мне. Мы стоим на балконе, над толпой собравшихся гостей, с поднятыми в руках бокалами шампанского. – Избалованным деткам не полагается быть угрюмыми.
Я заслоняю свой рот бокалом.
– А ты знаешь, что некоторые люди умеют читать по губам?
– Только не здесь. – Он показывает рукой на летящие с потолка искры. – Они мерцают с частотой смены кадров этих аэрокамер. Испорченной картинки вполне достаточно для уединения.
– Умно, – замечаю я.
– Такова необходимость.
И снова эти викторианцы со своей одержимостью частной жизнью. Хотя в том, что наши слова невозможно разобрать, даже когда за нами следят миллионы пар глаз, есть что-то волнующее.
По идее, Рафи тоже должна быть среди числа этих зрителей. Конечно, она и раньше наблюдала за мной, пока я находилась на публике в ночных клубах и на больших собраниях. Но всегда делала это из какого-нибудь частного номера, а не из нашей спальни. Интересно, рада ли она, что я наконец-то получила долгожданное внимание? Или просто-напросто завидует мне?
Как только на балконе к нам присоединяется друг Кола, у меня в ухе тут же раздается шепот сирано:
«Яндре Марин [13] – старший ребенок знаменитой пары. Отец – популярный романист, мать – лидер местной политической оппозиции».
Понятия не имею, кто такой романист, если только это не какое-то старомодное словечко. Чопорные викторианцы любят стариковские развлечения вроде каллиграфии или каякинга.
Но то, что мать Яндре – лидер оппозиции? У нас в Шриве никогда не приглашают на вечеринки своих политических врагов.
Я с улыбкой приседаю в реверансе, восхищаясь длинным голубым нарядом Яндре – подол его платья украшен вышитыми золотыми цветами. Флеш-татуировка на обнаженном плече пульсирует в такт музыке.
– Добро пожаловать в Викторию, – говорит Яндре, кланяясь в ответ. – Надеюсь, ты не станешь судить о нас только по своим скучным хозяевам?
– Скучным! – возражает Кол. – Вы разве забыли, что мы встречали ее мятежниками?
– Нас ты никогда не встречал мятежниками! – Яндре выжидательно смотрит в мою сторону. Когда же Рафи проявит свое знаменитое остроумие?
В ответ моя сестра сказала бы что-то забавное, представив нападение мятежников как нечто несерьезное. Я понимаю, как в теории справляться с такими шутками – любую неловкую тему обращаешь в юмор, – но у меня было не так много практики. Да и сирано молчит.
Тогда в разговор вмешивается Кол:
– Яндре, ваши родители сами – почти что мятежники. Тем более вы здесь только ради шампанского Хефы.
– А также своей еженедельной дозы глупости. – Яндре поворачивается ко мне. – Он тебе еще не прочитал лекцию о туманном лесе?
– В первый же день, – отвечаю я. Выходит не очень-то смешно.
Они по-прежнему ожидают услышать от меня нечто забавное. И я уже открываю рот в надежде не сморозить очередную глупость…
– «Она не придет нас спасти».
Яндре с хмурым видом заправляет за ухо прядь своих длинных черных волос.
– Что, прости?
Ну почему вдобавок ко всему сегодняшнему безумию с моих губ сорвались именно эти слова? Теперь мне предстоит объясняться.
– Во время нападения мы укрылись в одном из зданий ржавников. Там когда-то находился заброшенный лагерь. Весь потолок этого помещения покрывают зашифрованные надписи мятежников. Мы смогли прочитать только одну: «Она не придет нас спасти».
– Интересно, кто эта она? – задумчиво произносит Яндре. – Наша святая покровительница Виктория? Но ее насильно выдали замуж за язычника. Не то что в твоей якобы затруднительной ситуации, Рафия.
– Не говорите ерунды, – возражает Кол. – Мятежникам нет никакого дела до небесных богов доржавников.
– Глупенький, святые не являются богами. И наш город, между прочим, назван в ее честь.
Кол вздыхает.
– Ненавижу такое.
– Ненавидишь что? – смеется Яндре. – Когда твой аэромобиль совершает аварийную посадку в таинственной базе мятежников? В этом все дело?
– Нет. Когда ты слышишь обрывок разговора и он кажется чем-то загадочным и важным, – Кол провожает взглядом пролетающие мимо балкона искры бенгальских огней, – но тебе так и не удается узнать, что же он означает.
– Чико [14], ты такой глубокомысленный. – Яндре закатывает глаза и оборачивается ко мне. – Мы спросим у нашего младшего брата. Он тоже своего рода мятежник, только не из тех, кто стреляет в приезжающих знаменитостей. Но ему может быть знаком этот слоган.
Я благодарно улыбаюсь ему:
– Спасибо.
– Кстати о вашем брате, – понижает голос Кол. – Ему удалось раздобыть то, о чем я просил?
Яндре кивает:
– Мы спрятали ее под кушеткой в западной комнате – нас туда пустила бабушка Зефина якобы поправить платье. Только зачем тебе понадобилась зарядка для виброножа, мы так и не поняли.
Чтобы скрыть свое волнение, я делаю глоток шампанского.
– Получилось, – ухмыляется Кол. – Мы сможем пробраться в старое здание уже сегодня.
Я удивленно смотрю на него.
– Когда на нас смотрят миллионы людей? В этом случае нам понадобится какой-то весомый отвлекающий маневр.
Яндре берет нас под руки и смеется:
– Моя дорогая, это же Виктория. Местные вечеринки уже сами по себе – прекрасный отвлекающий маневр.
И вот через час наступает идеальное время для этого маневра.
Без каких-либо предупреждений или сообщений городского интерфейса прятаться в укрытие. Просто со всех сторон внезапно начинается обстрел.
Первый снаряд попадает в Яндре – краем глаза я улавливаю размытое движение, – и после хлопка его голубое платье осыпается алым порошком. Я испуганно вздрагиваю, но Кол и Яндре лишь смеются.
Следующий удар приходится мне в плечо. Он едва ощутимый – внешняя оболочка снаряда выполнена из материала наподобие аэрогеля, легкого, словно дуновение ветерка. Он раскалывается и рассыпает по моему бальному платью светящийся зеленый порошок.
Воздух над нашими головами пересекают линии пролетающих снарядов.
– Что за черт?
– Каскароны [15], – поясняет Кол. – Чтобы немного взбодрить эту вечеринку. Эта традиция восходит к временам доржавников, когда они устраивали фестиваль…
В этот миг ему в лоб прилетает ярко-синий
