– Я особый инспектор Управления по Надзору за исправительными
заведениями, - говорю я. - Есть ли у вас жалобы на условия содержания?
– Жалоб нет, - быстро отвечает осужденный.
Во взгляде его не страх, и даже не злость к тюремщикам. Раздражение!
Самое настоящее раздражение человека, оторванного от очень важного дела
ради какой-то ерунды. Больше ничего во взгляде нет.
– Пойдемте, - говорю я Томилину.
И мы оставляем Казакова в его внутренней Монголии. Подполковник
начинает говорить, едва мы выходим в обычную камеру.
– Это один из простейших, но на мой взгляд - изящный вариант зоны
катарсиса. У заключенного есть выход в пустыню. Пустыня безгранична, но
замкнута - попытавшись уйти он вернется к прежнему месту. В пустыне
обитает одна-единственная лисичка. Терпением и мягкостью заключенный
может ее приручить. За последний год наш подопечный добился определенных
успехов.
– Очень трогательно, - морщусь я. Постукиваю туфли каблуком о каблук
– на пол сыпется мелкий сухой песок. - Хотя заключенный Казаков не
очень-то похож на Маленького Принца. А что будет дальше?
– Когда он приручит лисичку, то сможет принести ее в камеру. Она
станет совсем ручной, будет спать у него в ногах, бегать между камерами
с записками… даже немножко понимать его речь, - Томилин чем-то
недоволен, но рассказывает все-таки с увлечением.
– А потом?
– Вы догадливы, Карина. Потом фенек умрет. Он найдет ее в пустыне,
дня через три после того, как лисичка перестанет приходить в камеру. И
будет непонятно, то ли она умерла своей смертью, то ли кем-то убита.
Останавливаюсь. То ли от уверенного голоса начальника тюрьмы, то ли
под впечатлением только что увиденного, но я представляю все слишком
четко. Человек, стоящий на коленях перед неподвижным тельцем зверька.
Крик, отчаянный и безнадежный. Пальцы, скребущие сухой такыр. И пустые
глаза - в которых больше ничего нет.
Видимо, лицо меня выдает.
– Это нарисованная лисичка, - говорит подполковник. - Обычная
программа "домашний любимец" с замедленным инстинктом приручения. Ее не
надо жалеть, - он секунду медлит, потом добавляет: - а человека, зверски
убившего свою жену - тем более. Пережитый шок заставит его осознать, что
такое боль утраты.
У меня на языке крутятся очень скептические вопросы. Но разве мое
дело их задавать? Поэтому киваю, кручу вокруг сканером, уделяя особое
внимание зарешеченному окну. Томилину смешно, но он старается не
улыбаться.
Спасибо ему большое.
Мы проходим еще три камеры. В одной заключенный спит, и я прошу
подполковника его не будить. Обитатели двух других странствуют по своим
зонам катарсиса. Первая зона - город где нет никого, вообще никого, но
все время находятся следы недавнего присутствия людей. Я сразу угадываю,
что город предназначен для еще одного убийцы. Вторая зона - что-то
подозрительно смахивающее на симулятор автогонок. Здесь раскаивается в
своем преступлении шофер, покалечивший в пьяном состоянии несколько
человек. Не знаю, не знаю… мне кажется, что веселый усатый мужик
просто старается сохранить профессиональную форму. Впрочем, ему осталось
сидеть всего полгода. Вряд ли он решится бежать, даже если его
большегрузный "КАМАЗ" проломит нарисованный забор и выкатит на улицы
Диптауна.
Но сканером я работаю старательно.
– Дальше - заключенные под стражу за экономические преступления, -
говорит подполковник. - Будете знакомиться?
Можно подумать, что убийцы и насильники для меня более интересны.
– Конечно.
– Взлом серверов, кража информации, составляющей коммерческую тайну.
В общем - хакер, - представляет подполковник отсутствующего обитателя
камеры. - В зону катарсиса пойдем?
– Давайте заглянем, - говорю я, стараясь не выдать волнения.
На экране детектора по-прежнему горит зеленый огонек - все чисто. Но
этот огонек не играет никакой роли. Он для тех, кто глянет на экран
через мое плечо.
Ничего не значащая буковка F в углу экрана гораздо информативнее.
Где-то рядом пробит канал на улицы Диптауна.
Ах, какая замечательная идея - наказать хакера заключением в
виртуальной тюрьме!
Зона катарсиса хакера - подъезд многоэтажки. Грязноватый, с унылыми
резиновыми ковриками у дверей. Почему у ковриков всегда такая тоскливая
раскраска? Чтобы не сперли?
– Труднее всего перевоспитывать человека, совершившего экономические
преступления, - сообщает вдруг подполковник. - Понимаете, Карина?
– Нет, не совсем.
– Ну посудите сами, - он оживляется. - Вот простейший пример.
Медицина лечит страшные болезни: оспу, чуму. А с банальным насморком
справиться не может. Так и с преступлениями в экономической сфере:
воровством данных, незаконным пользованием программами. Поймать
правонарушителя, наказать его - мы в силах. Но убедить его, что
поступать так нельзя… Во-первых, сроки заключения небольшие.
Совершенно нет времени на работу с человеком…
Мне почудилось, или в голосе Томилина сквозит огорчение?
– Во-вторых, очень трудно убедить человека, что его действия
аморальны. Даже христианских заповедей не хватает. Сказано "не укради",
но разве человек крал? Он всего лишь скопировал информацию. Пострадал ли
конкретный человек? По сути - да. Но объясни провинциальному
программисту, что Билл Гейтс страдает от незаконного пользования
"Виндоус-Хоум", что певице Энии нужны отчисления от продажи дисков!
Я смотрю на Томилина с удивлением. Вот уж не ожидала, что он слушает
Энию! Такие как он должны слушать музыку раз в год. На концерте в честь
дня милиции.
– Но мы, все-таки, не сдаемся, - со скромной гордостью говорит
Томилин.
Мы идем по лестнице, Томилин легонько толкает каждую дверь. Наконец
одна поддается.
Входим.
Квартира. Как принято говорить - чистенько. Даже слишком уж
аккуратно, учитывая доносящиеся детские голоса.
– Это квартира обычного российского программиста, - торжественно
говорит Томилин, понижая голос. - Зовут его Алексей, жена - Катерина,
дочь - Диана, сын - Артем. Имена, возраст, характер - все составлено на
основе большой репрезентативной выборки. Это абсолютно стандартный
программист.
У меня в груди шевелится смешок. Но я молчу, киваю.
– Алексей работает в фирме "Седьмой проект", занимающейся выпуском и
локализацией игровых программ, - продолжает подполковник. - Но хакеры
