Диспетчер, тот, что проводил связь с триста пятым, вдруг напрягается и бросает всем предостерегающий взгляд.
— Слушаю вас, триста пятый! — Он трогает на панели перед собой какую-то кнопку, и снова по залу разносятся шипение и рев.
— Ну! — кричит Д. и встает со стула.
— Триста пятый, слушаю вас!
— Что там еще? — говорит М.
— Дали вызов и молчат, — виновато отвечает диспетчер. — Смотрите! — Он указывает на экран. — Они меняют курс!
— Что же теперь, всю страну ка ноги поднимать из — за одного импата? — спрашивает Д.
— Не из — за одного, — поправляет М., — В том-то и дело, что не из — за одного. Они там все…
— Ну, так уж и все… — Д. трогает диспетчера за плечо. — Вызывай еще раз.
— Триста, пятый! Триста пятый! Подтвердите связь.
Шипение. Рев. Все сгрудились вокруг них, смотрят на экран с ползущим крестиком. Д. хватает микрофон.
— Триста пятый, послушайте, это очень важно. Любой ценой заставьте пассажиров надеть шлемы.
Голос. Искаженный, резкий, трещащий, неразборчивые слова. Чистая, незамутненная смыслом ярость.
— Это он, — говорит кто-то.
Потом — крик. Еще, Слабые стоны. Потом опять голос, уже другой, прежний, голос пилота, словно пилот спотыкается, словно ему воздуха не хватает.
— Он ворвался сюда… заставил свернуть… Я ничего не мог сделать… С ума сойти, какая силища! А теперь почему-то он упал… И корчится… корчится… Это так надо, да? Я его застрелю сейчас!!!
— Да, стреляйте! Стреляйте немедленно! И садитесь как можно скорей! — надрывается Д.
— Это судорога, вы не понимаете, что ли? — злобно спрашивает М. — Куда это вы их сажать будете? Первый день скафом?
— Хоть кого — нибудь да спасем, — упрямо говорит Д. — Может, в хвосте кто — нибудь не заразился.
— Давайте обсудим… Я все понимаю. Я знаю — вам сложно. — М. ярится, но пытается говорить мягче. Все смотрят на них, слушают их перепалку и словно кричат Д.: «Ну, выбирай!» Д. прячет глаза.
— Я его убил, — жалобно говорит летчик. — Ох, и страшный же тип!
— Ну? Ну? Ну?
— Если вам трудно, — говорит М., — давайте я. По — человечески понятно ведь.
— Вы слышите? — не унимается летчик. — Я его пристрелил.
— Слышим, — отзывается Д. — Как в салоне?
— Только не вздумайте их сажать! — шипит М. с угрозой. Д. поворачивается и молча смотрит ему в глаза.
— В салоне? Паника в салоне. Но это пустяки. Сейчас всех рассадим. Слушайте!
— Да? — И в сторону, диспетчеру, склонившемуся над ним. — Ближайший аэродром. Где?
— У меня шлем металлизированный, — говорит летчик. — Я не мог заразиться. Сейчас самое главное — посадку бы поскорее.
М. неподвижен, злобен, внимателен.
— Держите курс на Т.Р., — отвечает Д. по подсказке диспетчера. — Все будет нормально. Вы маяк Т.Р. знаете?
— Знаю, знаю, вот. Есть.
— Что вы делаете? — шепотом кричит М. — Ни в коем случае не…
Д. отмахивается.
— Не мешайте, пожалуйста. Свяжитесь кто — нибудь с зенитчиками.
Он уступает микрофон диспетчеру, встает со стула, замер над пультом.
— Они все в шлемвуалях, — глупо хихикает пилот. — Теперь-то они все их нацепили. Вот умора!
Д. передергивается и снова выхватывает микрофон из рук диспетчера.
— Послушайте, как вас там! У вас в салоне должен быть ребенок лет девяти.
— Да их тут на целый детский сад наберется, — снова хихикает летчик. — Они тут такое устраивают. Наши девочки с ног сбились. Вы уже нас посадите, пожалуйста.
— Конечно, конечно, — бормочет Д. Яростные, строгие глаза М., непонимающие, испуганные — диспетчера. Замедленные движения, покорность. Запах нагретой аппаратуры, шипение.
— Есть зенитчики, — говорит С. и протягивает телефонную трубку. Сам говорить не хочет. Еще бы. Д. бросается к ней.
— Их там в самолете двести пятьдесят человек, — словно оправдывается М. — И все они импаты.
Д. горячо врет в телефон, а там его слушают изумленно, отвыкли зенитчики от неучебных тревог. Д. уверяет их, что просто необходимо сбить самолет, потерявший управление, долго ли до беды. Беспилотный, конечно, как же иначе. И трясет нетерпеливо рукой в сторону застывшего диспетчера: координаты, координаты! М. кривится и ворчит, зачем все это, просто приказ, пусть — ка они попробуют скафам не подчиниться. И действительно, зенитчики не верят Д., не верят ни единому его слову, но трубку не вешают, видно, чувствуют — что-то неладно.
И тогда Д., багровый, как собственный шлемвуаль, глупо как-то подмигивает, поджимает по — бабьи губы и называет себя. Так бы давно, отвечают ему. Он еще раз говорит свое имя, звание, сообщает индексы, шифр, а потом долго ждет, поводя сумасшедшими глазами.
Самолет никак не может выйти да пеленг — пилот волнуется. Диспетчер помогает ему и все оглядывается на Д., а пилот уже чуть не криком кричит.
— Первый признак, — говорит М. и два раза кивает, словно сам с собой соглашается. Ему тоже не по себе.
— Слушайте! — кричит вдруг пилот. — Там сзади неведомо что творится: Это так надо? Да?
— Успокойтесь, не дергайте управление. Оставьте ручки. Что вы как ребенок, в самом-то деле!
— Учтите, я сейчас пойду на вынужденную, они мне весь самолет разнесут.
Диспетчер оглядывается на Д., тот смотрит на него в упор, но не видит. Тогда М. произносит:
— Не надо. Отговорите.
Диспетчер трясущимися руками берется за микрофон.
— Ну? Что? — кричит пилот сквозь беспокойный шорох. — Вы поняли? Я снижаюсь. Вы слышите меня?
— Я не могу, — чуть не плачет диспетчер. — Я не могу, не могу!
М. выхватывает у него микрофон, собирается что-то сказать, но тут встревает Д. и кричит зенитчикам:
— Конечно, это приказ, а вы что думали, дружеское пожелание? Да, сию минуту! Вы видите его? Прямо сейчас, сию же минуту и действуйте. Да скорее же вы, ч-черт!
Вид его жуток.
В зал врывается хриплый монолог взбудораженного пилота, который, в общем-то, достаточно умен, чтобы все понять, только поверить никак не может.
— Пуск, — тихо говорит Д. и кладет трубку. Все стоят, замерли.
— Вы меня доведите сами, а то тут и с самолетом что-то неладное. Вы слышите? Л.! Ты чего молчишь, Л.? Ты меня слышишь?
— Я не молчу, — отвечает Л., и хотя он далеко от микрофона, пилот услышал его.
— Л.! Почему не отвечаешь? (На экране появляется еще один крестик. Он стремительно приближается к первому.) Мне ведь главное — сесть, ты понимаешь, только сесть, а больше…
Крестики исчезают.
Д. говорит: «Пошли» — и медленно идет к выходу. Путь ему преграждает X., суперчерезннтеллигент и подлец. Вуалетку он поднял и смотрит на Д. совершенно дикими глазами.
