Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы

— У нас налажены контакты со многими цивилизациями, — кратко ответил Махатма.

— И, значит, легенда о Чинтамани…

— Да.

— Понимаю… — потрясенно протянул Евтеев, глядя рассеянно и оцепенело в беспредельность: в звездную глубь Вселенной над черным силуэтом далекого хребта.

— Наши контакты уместнее назвать сотрудничеством, — счел нужным пояснить Махатма.

— А… это правда, что Шамбала недоступна для посторонних, окружена некими полями, делающими ее невидимой и неуязвимой?

— К нам, действительно, может попасть лишь тот, кого мы захотим увидеть своим гостем. Оружие, существующее на Земле, не в состоянии причинить вред Шамбале.

И снова Евтеев потерялся и растерянно замолчал. Он молчал не потому, что у него не было больше вопросов, а потому, что их было слишком много, они неразборчиво клубились, метались в лихорадочно напряженном мозгу, но он не мог ухватить сознанием ни одного из них, выбрать из их числа достойный вопрос.

— А психические силы?.. — неожиданно для самого себя выхватил он, наконец, из спутанного клубка тот вопрос, которому в своих мысленных беседах с Махатмами отводил место в самом конце, исчерпав все неотложные и насущные вопросы. Он спохватился, досадуя и еще более теряясь, решив, что Махатма иронически улыбнется, но тот взглянул одобрительно и, как обычно, мягко.

— Вы имеете в виду передачу и прием мыслей на расстоянии, ясновидение, телекинез и подобное… Все это не чудеса, они основываются на определенных возможностях, существующих в Природе, но объяснение механизмов этих явлений при вашем уровне знаний будет непонятно.

Евтеев мельком невольно подумал о том, что Махатма говорит странно замедленно, словно с некоторым усилием подбирает слова.

— Это не от незнания вашего языка, Борис Иванович, — чуть улыбнулся Махатма (Евтеев покраснел, словно застигнутый на месте преступления). — Вы мыслите словами, мы же словами не мыслим, обходимся без них, но при общении с вами нам приходится втискивать свои мысли в слова вашего языка.

— …И все-таки мне совершенно непонятно, почему Шамбала — это не Путь Человечества? — наконец ухватил Евтеев главный вопрос. — То есть я хочу сказать: почему на всей Земле нельзя создать Общину, подобную Шамбале?

— Если немного подумаете, Вы сами сможете найти ответ, — рассеянно улыбнулся Махатма, словно думал о другом. — Шамбала, в силу исторических и некоторых других обстоятельств, возникла как замкнутая и, в известном смысле, тайная Община.

У изолированной Общины есть свои проблемы, но суть не в этом. Суть в том, что, остановившись на определенной социальной структуре, то есть остановив Социальную эволюцию в Шамбале, мы в качестве неизбежной альтернативы пошли по пути совершенствования самих себя; иного пути нет у замкнутой, социально не прогрессирующей Общины; вы видите, насколько мы даже внешне отличаемся от вас.

Путь Человечества — в совершенствовании структур социальных систем и, в конце концов, в совершенствовании структуры единой, в которую неизбежно объединятся все государства Земли, социальной системы. Этот путь заложен в самой природе Жизни, именно это — магистральный путь, наш же — лишь только возможность.

Евтеев был весь — напряженное внимание, но Махатма знал, что он понимает еще далеко не все: Евтеев внутренне не подготовлен к знанию, ему сообщаемому; но открыто было достаточно, чтобы со временем он понял главное.

Беседа заканчивалась тем, с чего началась, Махатме подходила пора прощаться.

— Но каков он — Путь Человечества? Каким он будет дальше и к чему приведет?

— К знанию этого пришел человек, который был вам знаком. Я говорю о Сюняеве, — пояснил Махатма. — Вы найдете ответ в его бумагах. Мы хотим, чтобы мысли Сюняева стали известны: они уже своевременны. Можете, Борис Иванович, считать это нашим вмешательством в вашу жизнь, в жизнь вашей цивилизации.

И снова Евтеев потерялся в удивленном и оторопелом замешательстве.

Махатма легко поднялся на ноги.

— Мне надо возвращаться. Евтеев лишь молча смотрел на него.

— Видите ту гряду холмов вдали? — Махатма показал рукой на запад, и гряда на несколько секунд очертилась голубым сиянием. — Идите утром к ней и, когда подниметесь на холм с раздвоенной вершиной, внизу, в долине, увидите стоянку аратов.

Махатма чуть помедлил и, видимо, вспомнив про жест прощания, принятый там, откуда Евтеев, — протянул ладонь; Евтеев поспешно и горячо ее пожал.

Махатма сделал шаг, и машинально сделал шаг Евтеев.

— Не провожайте меня, — мягко улыбнулся Махатма и неторопливыми легкими шагами пошел к тому, что Евтеев не замечал до этого мгновения: серебрящейся в отдалении под призрачным лунным светом сфере. Он скрылся за ней, и этот аппарат, беззвучно и плавно поднявшись на несколько метров, стремительно исчез в звездном небе…

Махатма исчез, прошло странное оцепенение Евтеева, и первым его побуждением, когда оно прошло, было броситься вдогонку, хотя он понимал нелепость этого, а чувством — острое, безнадежное сожаление, что Махатма уже исчез для него навсегда, глубокое — до тоски — сожаление, что такой короткой была встреча и он, Евтеев, не сумел задать и сотой доли вопросов, которые готовил многие дни. Под светлым и чуть печальным взглядом Махатмы эти вопросы, так занимавшие раньше, казались Евтееву наивными и даже пустыми, недостойными его собеседника, а теперь охватило сожаление, что он — жизнь коротка — наверно, уже никогда не узнает на них ответа. Много было вопросов: о той же Шамбале и о них — Махатмах, о инопланетных цивилизациях, о времени и пространстве, о шаровых молниях и о Тунгусском метеорите…

Махатма исчез, но все еще не проходило ощущение его яви.

И вдруг Евтеев ощутил глубокую — до каждой клетки тела — захлестывающую радость. Какой же он олух! Ему невероятно повезло, а он стоит и жалеет, что осталась без ответа куча его вопросов, словно пацаненок в детском садике, которому воспитательница не успела объяснить, почему не падает с потолка муха…

Евтееву захотелось разбежаться и полететь, разбудить Швартина, радостно заорать во всю глотку, поднять и перебросить через всю Гоби изъеденный ветром камень, на котором сидел Махатма. Он задыхался от счастья, которым была эта встреча, знания, что не умрет Швартин, они с ним выберутся из Гоби. С удивлением Евтеев заметил, что не чувствует холода.

И вдруг словно обдало ледяной волной — Евтеев понял: и встречей с Махатмой, и своим скорым спасением они обязаны лишь тому странному человеку, чью гибель он случайно видел апрельским утром, — Игорю Ивановичу.