15
Алексею, может быть, и не показались бы столь подозрительными последние слова Диббля, если бы он не выглянул в окно сразу же после его ухода. Диббль мог ведь и пошутить, говоря о засекреченности Кречетова. А назвать его фамилию было, видимо, не мудрено, так как на самом-то деле, как уверяет отец, профессор не ведет никаких секретных исследований и, наверно, о его работах писалось что-то в научных журналах. Правда, сам Алексей сделал вид, что ничего о нем не слышал, но это уж под впечатлением рассказов отца о недавних происшествиях с Кречетовым.
Однако что-то все-таки его насторожило. Может быть, слова Диббля о том, что именно ему, Русину, почему-то должна быть известна фамилия Кречетова. Без этой настороженности Алексей не стал бы, конечно, наблюдать за выходом Диббля из своего дома. А теперь он стоит у окна и, укрываясь за гардиной, осторожно выглядывает на улицу.
Диббль выходит из подъезда не торопясь и идет почему-то не вправо, к остановке троллейбусов и такси, а влево. Мало того, он останавливается у дома, в котором живет Варя, слегка задирает голову и долго смотрит на Варино окно. Может быть, правда, смотрел он и не на ее окно, но Алексей почти не сомневается почему-то, что именно на Варино.
Весь день после этого он ни о чем уже не может спокойно думать и безуспешно ломает голову над странным поведением Диббля.
А когда приходит с работы Василий Васильевич, спрашивает его:
— Тебе не известно, папа, такое имя, как Джордж Диббль?
— Нет, впервые слышу. А кто он такой?
— Корреспондент американского научно-популярного журнала. Был у меня сегодня, расспрашивал о моей работе. И вот что меня удивило: ему откуда-то известно, над чем работает профессор Кречетов. Разве об этом публиковалось что-нибудь?
— Что-то, кажется, было в начале года, — припоминает Василий Васильевич. — Какая-то краткая информация в одном из вестников Академии наук. А почему это так тебя встревожило?
Алексей уже собирается рассказать отцу о том, как Диббль смотрел на окно Вари, но раздумывает. Конечно, очень странно, что Диббль смотрел на ее окно, но какая же тут связь с его интересом к профессору Кречетову? Зато связь интимных мыслей Алексея с этим окном может оказаться для отца уже несомненной, И он не решается сообщить Василию Васильевичу о своих подозрениях.
— Мне показалось странным, что Диббль почему-то считает профессора Кречетова засекреченным, — после небольшой заминки отвечает он на вопрос отца.
— Они вообще всех наших ученых считают засекреченными, — усмехается Василий Васильевич.
— Ну, а ты-то знаешь ли, над чем на самом-то деле работает Кречетов?
Русин-старший не сразу отвечает на этот вопрос, хотя еще совсем недавно он ответил бы на него не задумываясь.
— Не знаю, право, как тебе и ответить, — задумчиво произносит он. — До сих пор я твердо был уверен, что он работает над теоретическими проблемами нейтринной астрономии, но теперь… Теперь я уже не знаю, только ли над этим. Теперь вообще многое стало загадочным. Помнишь, я говорил тебе о подозрительном посетителе моей библиотеки?
— Как раз хотел спросить тебя об этом.
— Ну, и кем, ты думаешь, он оказался? Работником государственной безопасности.
— Так что же тогда получается? — недоуменно произносит Алексей. — Детективный роман какой-то… Сам-то Кречетов знает ли об этом?
— Думаю, что не знает. Во всяком случае, товарищ из госбезопасности просил меня ничего не говорить ему об этом. Им нужно, видимо, установить, кто же интересуется Кречетовым.
— Да, пожалуй, — соглашается с отцом Алексей. — Но тогда и этот Диббль тоже, может быть, не случайно интересовался Кречетовым? Не мог он каким-нибудь образом узнать о том, что ты работаешь с Кречетовым в одном институте?
— Ну, это ты уже фантазируешь, Алеша. Откуда ему знать такие вещи? Расскажи-ка лучше, как идут твои дела с повестью, — переводит Василий Васильевич разговор на другую тему. — Не отказался ты еще от идеи разгадать тайну гибели Фаэтона?
— Наоборот, все более убеждаюсь в необходимости такой разгадки, — убежденно произносит Алексей. — Кто знает, может быть, это действительно послужит предостережением ученым нашей планеты. Теперь я все больше убеждаюсь, что погубить Фаэтон могла не только атомная война.
— А я на твоем месте написал бы лучше другую повесть. Повесть о тайнах собственной планеты, и назвал бы ее «Терра инкогнита». А загадок тут хоть отбавляй. Ты уже прочел то, что я тебе порекомендовал?
— Да, спасибо тебе за это. Очень интересно! Но такие же загадки стояли, видимо, и перед учеными Фаэтона, и их планета была для них такой же «терра инкогнита». Они и к разгадке шли, конечно, теми же путями, пока что-то не привело их к катастрофе. Вот я и попробую предугадать причину этой катастрофы.
— Ну, как знаешь…
В этот вечер Анне Павловне каким-то чудом удается уговорить Василия Васильевича пойти в кино, и, как только они уходят, Алексей тотчас же набирает телефон Сидора Омегина.
— Слушай, Омегин, это действительно ты порекомендовал Дибблю встретиться именно со мной?
— Я порекомендовал ему еще троих, но он заинтересовался именно тобой, — уточняет Омегин. — А что? Ты разве этим недоволен?
— Да нет, так просто. Извини за беспокойство.
С Корнелием Телушкиным Джордж Диббль встречается на квартире «подпольного» коммерсанта, по кличке «Каин», через которого велись все предварительные переговоры по операции «Иисус Христос».
— О, вы совсем не такой, как я думал! — удивленно восклицает Диббль, увидев Корнелия. Он говорит теперь почти без акцента. — Симпатичный, интеллигентный, прилично одетый человек.
— А каким же вы меня представляли, мистер Диббль? — интересуется Корнелий, польщенный словами американского журналиста.
— Типичным тунеядцем! — смеется Диббль, предлагая Корнелию сигару. — Стилягой с длинными волосами и в желтой кофте с черными полосками. Сам не знаю почему.
— Вы, наверно, выписываете у себя в Америке наш журнал «Крокодил»? — улыбается Корнелий.
— Зачем выписывать «Крокодил», у нас есть и свои стиляги. Этого добра везде хватает. В Англии тоже их полно. Перед тем как приехать к вам, я насмотрелся на них в кафе «Эйс» у вокзала «Стоун-бридж Парк». Вы тоже слыхали, наверно о «рокерах» и «модернах»?
— Но ведь они не тунеядцы, эти «рокеры»? Они в основном рабочие парни.
— Вы у нас тоже не считались бы тунеядцем. Вы были бы бизнесменом.
— Я и тут не тунеядец, — стараясь скрыть невольную обиду, говорит Корнелий. — Я работаю в государственном учреждении. Бизнес — это моя вторая профессия.
