Ознакомительная версия.
Биография каждого, с массой мелких, излишних подробностей. Всё правильно, всё сходится. Да, действительно, отец Габриэль, доктор Аврора Браун, отставной командир отряда «Космические волки» Джон Керенджи, тоже доктор.
13. Гости знакомятся с планетой
Утро следующего дня они начали с экскурсии для гостей. Что творилось с профессором Снайпсом! Он как будто помолодел на двадцать лет. То есть стал таким, как вначале, когда только прилетел на планету, начал создавать свою станцию? На неделю забыть о неудачах и разочарованиях, надеть маску чудаковатого, не от мира сего ученого-энтузиаста, каким он всегда и хотел быть, но вот не сложилось… Эта его игра в себя самого, в лучшего самого себя, если точнее… Его недельная передышка перед этим их «последним шагом»? Глебу вдруг показалось, что профессор хочет не просто перевести дыхание, но отвлечься от сомнений насчет этого самого «шага». (Чем меньше остается времени, тем больше становится сомнений и у профессора и у Ульрики. Глеб пытался поговорить с Ульрикой, но она не сознавалась.)
Профессор выстраивал экскурсию так, чтобы не показывать племя альфа. У них-де сезонная миграция и вообще… Но гости вежливо, с улыбками и расшаркиваниями настояли. Это стиль, понял Глеб. И получится так, что все эти дни они вежливо добьются от них всего, что им нужно. А что, собственно, нужно им?! Глеб поразился, как ему этот вопрос не пришел в голову раньше. Как он не пришел в голову им всем? Гости прекрасные, чудные люди, и дело даже не в той эйфории, что вызвана неожиданным появлением на станции людей с Земли. Они действительно были такими: добрый, милый, чуточку старомодный (с точки зрения Глеба, у остальных несколько иное представление о старомодности) отец Габриэль, мужественный, сдержанный Керенджи, умная, умнейшая, мгновенно всё схватывающая Аврора Браун. Чуть суховатая, да. Но в этой ее сухости, замкнутости был свой шарм. (Во всяком случае, Энди решил, что так.) А само отношение их к хозяевам станции — столько добра, дружественности, может, даже и в самом деле, братства. Пусть отец Габриэль слишком, может быть, много говорит на эти темы. Но это опять-таки стиль, и только. Неуклюжий, неловкий стиль доброго человека, говорящего о добре. Они поняли так, и не придирались к стилю. («Это возвышает нас в собственных глазах, не правда ли», — иронизировал Энди.) Всё правильно, и всем хорошо, счастливо, радостно было в эти дни. Но их гости совсем не похожи на праздных туристов, на восторженных дилетантов.
— А почему мы вообще решили, что туристы должны быть праздными? — возмущался профессор. — Это же штамп. Понимаю, штампы бывают верными. Но этот, видимо, устарел, вот и всё.
— Не кажется ли вам, сэр, — говорит Ульрика, — что, судя по всем их вопросам, они как-то уж очень много знают про наши эксперименты, да и вообще про нас. — Ульрика взяла паузу, но сама же не удержала. — Подозрительно много. Неужели НАСА так охотно посвящает людей с улицы в такие детали?
— Ульрика, милая, — говорит Энди, — мы с тобой не были на Земле полвека, пропустили пару технологических революций, сколько-то экономических кризисов и духовных…
— Покороче, если можно, — перебила его Ульрика.
— Я к тому, — Энди как всегда доволен, когда Ульрика злится, — что на Земле вполне могли измениться представления о секретности и открытости, и о том, что есть такое «человек с улицы».
— Не до такой же степени, — сказал Глеб. — Ничего там на эту тему, в общем-то, нового не было.
— Оптимизм нашего милого Энди вызван тем, что на Аврору Браун, кажется, подействовали его флюиды.
— И что, ты ждешь, что я сейчас покраснею как мальчик? Нет, как скажешь, конечно, могу и покраснеть для вящего твоего удовольствия.
— Я бы хотел, чтобы Аврора Браун была в моей команде, — вдруг сказал профессор.
— Дело не только в ее квалификации, она действительно потрясает. — Ульрика демонстрировала широкий взгляд на вещи. — Но никакая квалификация не объясняет, почему она так много знает о том, что делается на станции, почему в курсе даже тех подробностей эксперимента, в которые мы не посвящали Глеба. Вам, профессор, не показалось, что, задавая вопросы, наши гости на самом-то деле знают ответы?
— Что? — недоуменно переспросил Снайпс.
— Но вы же так увлечены этой своей ролью, — не удержалась Ульрика. — Вам не до таких нюансов.
— Кажется, Ульри права, — ухватилась Мэгги.
Ульрика нашла слово для того, что сама Мэгги только лишь смутно чувствовала. Во всяком случае, с некоторыми вопросами космических туристов было именно так.
— То есть, вы считаете, что трое наших гостей и есть настоящая инспекция?! — изумился профессор Снайпс.
Никто об этом и не думал, но когда он сказал!
Мэгги взяла Глеба за руку.
— А я, знаешь ли, спокоен. — говорит ей Глеб. — Пусть заодно и проверят, как я проверял вас. Я даже буду настаивать, чтобы оценили качество моей инспекции.
— Если это и проверка, то мы, кажется, проходим ее вполне успешно. — Непонятно было, Энди говорит это всерьез или же издевается.
— Ну да, братство проверяющих и проверяемых, — бросила Мэгги. — Любовь персонала станции к высокой комиссии.
— Кстати, о любви, — говорит Ульрика, — может, тебе стоит ускорить развитие отношений с доктором Браун, чтобы мы прошли инспекцию уж наверняка.
— Хватит! — закричал, затопал ногами профессор. — Хватит!
Все замолчали, и в тишине всем вдруг сделалось ясно: радость и счастье закончились. Внезапно. Бездарно.
А деваться некуда. И будешь отбывать свой номер. Только вот зачем? Что им проверка? Чего им бояться? На что надеяться? Но все понимали — наступит завтра, и всё пойдет так, как было задано самой этой встречей , с улыбками, объятиями, рукопожатиями, признаниями в дружбе и любви, с проявлениями любви невысказанной, дружбы, что не нуждается в слове, боится жеста и слова.
Профессор сказал что-то жалкое «о проклятой бюрократии» и сам же осекся.
Это ощущение помойки в душе.
И вот наступило завтра. Продолжилось знакомство с планетой, шло по согласованному с гостями графику. И постепенно, «при свете дня» вчерашние страхи оказались преувеличенными. Словоохотливый, несколько приторный священник. Но его болтовня уравновешивалась сдержанностью доктора Керенджи, который к тому же оказался неплохим специалистом по космической антропологии. Доктор Браун действительно много спрашивала, но спрашивала вроде бы по-настоящему, то есть не зная ответов как это было вчера (как им вчера показалось!), не для отвода глаз. И опять проявления дружбы, душевности, братства, и опять изъяснения в них. Единственное, что смущало: гости не могли не видеть изменения в настроении хозяев, сколько бы они, все пятеро, ни маскировали это своё, сколько бы ни пытались соответствовать. Но гости вели себя так, будто всё стало еще радостней, еще счастливее. Впрочем, наверно, из такта. Такт переходит в фальшь? Но гости не чувствовали за собой вины. Но должна же быть хотя бы неловкость за такую вот лицемерную проверку! Черт возьми, проверяйте, но зачем же при этом лезть к ним в душу с любовью и братством? А если они всё это специально?! Тогда должно было быть удовольствие от манипуляции, от игры в кошки-мышки с проверяемыми. Но удовольствия вроде бы тоже не было. То есть они искренние?!
Ознакомительная версия.
