Они смотрели друг другу в глаза: один - бывший пациент клиники для душевнобольных, сумевший вырваться оттуда, и другой - навечно замурованный в этих тоскливых, равнодушных ко всему стенах. Первым не выдержал повисшего в воздухе напряжения Ковригин. Он проиграл этот поединок взглядов и так же тихо, как и вошел, покинул палату. Но закрыв за собой дверь, он не ушел сразу, а стоял в задумчивости, все еще держась за ручку.
- Молодой человек, вам туда нельзя, - раздался у него за спиной женский голос. - Вы, наверное, ошиблись палатой. К кому вы пришли?
Он обернулся.
- Вы?
- Таисия!
Это была она - женщина с бледной матовой кожей и глубоким, печальным взглядом серых глаз. Только теперь на ней было не черное траурное платье, а белоснежное медсестерское одеяние, оттенявшее ее бледность.
Оба были смущены неожиданной встречей. Он - потому что все еще никак не мог забыть ее, хотя со времени их случайного, мимолетного знакомства прошло больше двух с половиной месяцев. Она - потому что тоже не могла забыть этого странного человека, который разбудил в ней что-то, чего она и сама не могла определить - какую-то тоску и неудовлетворенность, мечту о несбыточном.
- Вы здесь работаете... Я и не знал, что мы соседи.
- Да, - кивнула она, - выходит, что соседи... А вы навещаете кого-то?
- Друга, он в 205-й палате, - Ковригин внимательно изучал ее лицо, отмечая изменившиеся за это время черты: с него стерлась печать глубокого страдания, оставив вместо себя тихую, мелодичную грусть, выражение лица стало более мягким и задумчивым, глаза смотрели так же гордо и прямо, но в них появилась мечтательность и... Ковригину на секунду показалось, что эти глаза смотрят на него с ласковой нежностью и точно так же внимательно изучают его лицо. - Как странно, что мы встретились снова.
Она улыбнулась.
- Такое иногда случается.
- Как дочурка?
- Все хорошо. В этом году идет в первый класс.
- Поздравляю.
- Спасибо.
Оба чувствовали себя неловко, что-то держало их в этом полутемном больничном коридоре, не давая вновь разойтись их путям. Но у Ковригина здесь было еще дело. Он первым нарушил затянувшееся молчание:
- Я приходил не только к своему другу. Мне нужно было видеть этого человека, - он кивнул на дверь, возле которой они все еще стояли.
- Найденова? Вы знаете его?
- В какой-то степени. Я много слышал о нем. О его странных словах. В этом много непонятного и загадочного, но одно мне известно точно - этому человеку угрожает опасность. А вместе с ним, возможно, и всем вам - я имею в виду всю клинику, и больных, и персонал.
- Но, - она недоверчиво посмотрела на него, - каким образом? Какая опасность? И откуда вам это известно?
Ковригин чуть заметно улыбнулся и ответил:
- Тая, вы задали очень много вопросов, чтобы я мог на них сейчас ответить. Да я пока и сам не знаю многого. Но ведь вы не будете отрицать, что ваш пациент - очень странный, загадочный человек и ему известно такое, чего мы все не знаем, что находится за гранью обычного понимания.
- Да, это очень необычный больной.
- Я знаю ситуацию в городе. Может быть, лучше, чем кто-либо другой, хотя и не отрицаю, что могу ошибаться. И что не могу в точности предсказать, как будут разворачиваться события. Поверьте мне, Тая. Хотя это трудно, и я сам еще не могу во все это поверить. Но опасность существует. Поэтому мне надо поговорить с кем-нибудь из руководства больницы. Лучше с главврачом. Вы можете устроить такую встречу, Тая? Мне очень нужна ваша помощь.
- Николая Алексеевича сегодня и завтра не будет в клинике, - Ковригин понял, что она верит ему, по испуганным интонациям в ее голосе. "Спокойно, Паша, - приказал он себе, - не надо сеять панику. Ты можешь ошибаться, зачем зря пугать людей. В конце концов можешь оказаться в дураках". Она продолжала: - Послезавтра я могу сказать ему, что вы хотите с ним поговорить. Николай Алексеевич распорядился, чтобы обо всем, что касается Найденова, докладывали ему. Это правда очень серьезно?
- Безусловно. Но вы не должны бояться, Тая. Может быть все не так страшно, - он улыбнулся, чтобы успокоить ее, и совершенно неожиданно для себя сказал: - А знаете, у вас очень красивые брови. И глаза, - и не дав ей ответить, Ковригин попрощался и повернулся, чтобы уйти. Но, сделав несколько шагов, он вновь обернулся к ней: - Так значит послезавтра я буду здесь в 11 часов. Это удобное время?
- Да, конечно. До свидания, Павел, - она смотрела ему вслед, пока он не повернул за угол.
* * *
"...невозможно. Я не могу, когда-то я уже покончил с этим. Это верная гибель, спуск в темноту. Я не могу, не имею никакого желания хотеть этого. И все-таки хочу. Ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Зов природы? К черту эту природу! Я хочу только одного - свободы и покоя. Я хочу наблюдать за жизнью, но не жить в ней, созерцать, но не действовать. И однако же эта жизнь насильно вторгается в меня, заставляет жить по ее законам. Боже, как я устал от этого...
Она тянет меня, зовет к себе. Ее глаза - они не отпускают, они преследуют меня везде, даже во сне. Я не могу ей ничего обещать, не могу связать свою жизнь с ее жизнью. Но одно только ее имя стало значить для меня гораздо больше, чем все остальное, - Таисия...
Я даже не знаю, есть ли у нее кто-нибудь..."
* * *
- Позвольте полюбопытствовать, м-м, простите, не знаю вашего имени-отчества...
- Павел.
- Да. Так вот. Позвольте узнать, Павел, откуда у вас такая информация и столь подробные сведения о нашем пациенте?
В кабинете главврача на первом этаже клиники находились уже около часа двое: Ковригин, сидящий у стола напротив кресла хозяина кабинета, и Николай Алексеевич - заложив руки за спину, он медленно мерил шагами свободное пространство комнаты. Готовясь к этой встрече, Ковригин был уверен, что его слова встретят поддержку, что он сумеет внушить главврачу свои опасения по поводу ситуации в городе и нагнетания страстей, центром которых оказывался помимо своей воли пациент палаты № 215, а вместе с ним и вся клиника. Он был возбужден и нервничал, поэтому, забыв даже представиться, сразу перешел к делу и рассказал Николаю Алексеевичу все, что знал и о чем догадывался. О предгрозовой атмосфере в городе, о фантастических слухах, о "главаре банды отравителей", о том, что в распространении слухов изначально замешан персонал клиники (Павел не стал уточнять это утверждение), что страх смерти и необъяснимость таинственной эпидемии, охватившей город провоцируют испуганных людей на поиск виновных в этой трагедии. И виновник уже имеется. К счастью, толпе пока не известно его имя и его местонахождение. Но они знают, что у него на лице шрам и что он сумасшедший, психически ненормальный. Не сегодня - завтра они вычислят его - в экстремальных ситуациях толпа способна проявлять чудеса изворотливости и проницательности. И тогда грянет взрыв. Тогда весь гнев толпы, весь ее страх и ужас смерти, ее ненависть обратятся на клинику, где содержится этот, по ее мнению, виновник всех бед и главный "отравитель".
