посторонним звуком, который сопровождал их. Именно это странное обстоятельство заставило Нельсона положить руку на плечо Маккензи и внезапно остановиться.
— Почему мы остановились? — удивлённо спросил юноша. — Это же лучше, чем продираться сквозь заросли ежевики и подлесок, не встречая ни домов, ни ферм.
— Послушайте, — сказал Нельсон.
Маккензи стал напряжённо прислушиваться. Вокруг царила полнейшая тишина. Не было слышно даже дуновения ветра, шевелящего листья на деревьях.
— Я ничего не слышу, — сказал он.
— В том-то и дело, — заметил Нельсон. — Вы не слышите ничего, кроме шума, который производим мы сами. Ни жужжания насекомых, ни птиц в небе, ни шорохов в зарослях вдоль дороги. Что стало с голубыми сойками и комарами, которые составляли нам компанию и досаждали всё время, пока мы не выбрались на эту дорогу?
В голубых глазах Маккензи отразилось изумление. Нельсон повернулся и посмотрел на участок дороги, который они уже прошли. Он тянулся ярдов на двадцать, белый и безупречно чистый, если не считать слабых отметин, оставленных ими недавно. Можно было подумать, что они оказались одни в мёртвом и безжизненном мире. Нет, это было не совсем так. Вокруг них были видны следы растительной жизни, но жизни в замедленном движении. Именно так — цветной трёхмерный натюрморт — застывший мир, в котором только они сами могли двигаться. Это было жутко.
— Ни одной букашки, переползающей дорогу, — благоговейно прошептал Маккензи. — Ни единого отдалённого звука, указывающего на то, что на этой планете есть что-то или кто-то ещё. Но глубоко внутри меня есть странное чувство, что… что силы жизни бушуют вокруг нас. Доктор, у меня такое чувство, что сама эта дорога кишит жизнью, даже когда она неподвижно лежит у нас под ногами. Что, во имя всего святого, всё это означает?
Нельсон опустил взгляд к земле у себя под ногами. Маккензи была права. Бетон и сам воздух вокруг них испускали какой-то психический гул или дрожь, и в то же время всё было так неподвижно и безмолвно. Постепенно у встревоженного учёного возникло странное ощущение.
Казалось, что его взгляд проникает на долю дюйма ниже гладкой поверхности бетонной плиты. Он скорее почувствовал, чем увидел, что это невероятная магистраль жизни, что миллиарды и миллиарды живых существ прошли по ней до него бесконечными, бурлящими толпами.
— Пошли, — сказал Нельсон приглушённым голосом. — Пошли дальше.
За следующим поворотом, где лес редел, а дорога, казалось, величественно петляла по ряду плато на вершине мира, они впервые натолкнулись на первое нарушение в плавном ходе дороги. Это был бетонный постамент высотой примерно по пояс на левой обочине шоссе, неотъемлемая часть самого бетонного полотна. Казалось, что дорога приостановилась и выбросила на своём краю нечто вроде псевдоподии.
На вершине этого изящного пьедестала находился куб, сделанный, по-видимому, из кварцевого стекла. По крайней мере, это был какой-то кристалл, слегка переливающийся и искрящийся в лучах послеполуденного солнца. Приблизившись, они увидели, что это — полый куб, внутри которого находился мощный бинокулярный микроскоп. Его двойные окуляры, защищённые от непогоды, выступали наружу. На расширяющейся вершине пьедестала, прямо под стеклянным кубом, была бронзовая табличка с рельефными буквами, которую можно было легко разглядеть, не наклоняясь и не напрягая глаза. Надпись была на английском языке.
Оба мужчины замерли в изумлении от ещё большей нелепости происходящего. Прекрасный микроскоп, установленный, как музейный экспонат, в дикой местности, где было только заброшенное бетонное шоссе! Что всё это значило?
— Боже мой! — пробормотал Маккензи. — Смотрите! Прочтите это, доктор Нельсон.
Они вместе уставились на тёмную, но хорошо читаемую табличку.
СПОРЫ ВСЕЛЕНСКОЙ ЖИЗНИ — ОБЩЕКОСМИЧЕСКИЕ
Эти мельчайшие клеточные образцы — крохотные зародыши того явления, которое называется жизнью, будь то в растительном или животном мире, они самодостаточны и практически бессмертны. Они перемещаются по Вселенной с помощью лучей света. Не знающие смерти, они, подобно грибковой плесени, поселяются на самой бесплодной и засушливой планете и являются прародителями всех форм живой материи. Их первичное происхождение неизвестно.
Нельсон снял колпачки с окуляров микроскопа и приник к ним. Прикоснувшись к стеклянному корпусу прибора, он ощутил странное магнетическое возбуждение. Стеклянный корпус искрился и сиял так, словно был наделён собственной жизненной силой. Было невозможно отрегулировать элементы управления микроскопом, так как они находились внутри стеклянной панели, но в этом не было необходимости.
В идеально сфокусированном поле зрения лежало типичное предметное стекло, похожее на тысячи других, с которыми биолог имел дело за время его работы. Там, неподвижные, бессмертные, неизменные, находились сотни крошечных серых клеток, которые чем-то напоминали споры папоротника, которые он не раз изучал, и всё же они были другими. Они имели клеточную структуру; несомненно, это были бактерии, но у них была чётко выраженная оболочка, которая вполне могла быть непроницаема для тьмы, холода и космических лучей открытого космоса. Конечно, доктор Нельсон никогда раньше не видел ничего подобного.
После тщательного изучения образца он поднял голову, отступил в сторону и жестом пригласил Маккензи посмотреть в микроскоп. Молодой человек так и сделал.
— Боже милостивый, доктор, — пробормотал он. — Они даже не окрашиваются. Они совершенно не воспринимают краску, выделяясь серыми точками на бледно-розовом фоне.
— Вот именно, — согласился Нельсон, задумчиво хмурясь. — А вы обратили внимание, что они совершенно неподвижны, инертны — как будто по мановению волшебной палочки застыли посреди своей деятельности.
— Да, — кивнула Маккензи, всё ещё разглядывая их. — Несомненно, они мертвы.
— Интересно, — сказал Нельсон.
— Я не могу этого понять, — продолжала Маккензи. — Даже самые мелкие организмы должны демонстрировать, по крайней мере, молекулярное движение.
— Давайте продолжим, — сказал Нельсон, снова осматривая микроскоп. — Я заметил ещё один пьедестал в нескольких ярдах от нас, на противоположной стороне этой чёртовой дороги.
Маккензи первым добрался до второго удивительного пьедестала, на котором слабо светился и пульсировал стеклянный корпус, содержащий в себе ещё один микроскоп. Он уже прильнул к окулярам, когда Нельсон прочитал бронзовую табличку под стеклянной витриной.
ЛЕПТОТРИКС — РОД СЕМЕЙСТВА ХЛАМИДОБАКТЕРИЙ
Одна из самых ранних форм клеточной жизни на нашей планете, обнаруженная в археозойских породах, возраст которых составляет не менее миллиарда лет. Нитевидная по форме, с неразветвлёнными сегментами, она размножается делением только с одного конца. Стенки нитей состоят из железа, которое накапливается вокруг живых клеток путём аккреции. Человек и животные питаются растениями, которые потребляют элементы Земли и накапливают энергию Солнца за счёт хлорофилла, но лептотрикс буквально питается железом. Большинство залежей железной руды образовались под действием этих бактерий.
Когда Маккензи, ошеломлённый и ничего не понимающий, оторвал взгляд от микроскопа, Нельсон посмотрел на него. Он сразу узнал образцы. И эти бактерии были пойманы в сети неподвижности, застывшие, как статуи,
